Удача в подарок, неприятности в комплекте
Шрифт:
– Вы лучше про купца Пряникова расскажите, - невежливо перебил хозяина дома Алексей Михайлович, которого совсем не радовала перспектива выслушивать воспоминания Рябинина.
– А что про него рассказывать, он человек пропащий. От такого позора ему вовек не отмыться, мда-с. Как бы вообще уезжать не пришлось и это на старости-то лет, да без сыновней поддержки! А даст бог, так старик и вовсе помрёт, а сыночек себе пулю в лоб пустит али на Кавказ какой-нибудь уедет, где и сгинет. Как говорится, мелочь, а приятно.
– И всё-таки, я настаиваю, - рыкнул следователь, для острастки приподнимаясь и буравя Евгения Макаровича тяжёлым взглядом, словно мерки для гроба снимал.
– Да ладно-ладно, что Вы так нервничаете?! – испугался Рябинин, отшатываясь и
«Было бы что терять», - хмыкнул Алексей.
– Она, конечно, сначала пыталась меня опоить да на деньги развести, но, шалишь, со мной такие фокусы не проходят, - Евгений Макарович погрозил пальцем, самодовольно усмехаясь, - перину-то я с ней взбил, не стал себе в удовольствии отказывать, а как она о деньгах заговорила, в лицо ей расхохотался и сказал, что это не я ей, а она мне доплачивать должна за доставленное удовольствие. Вот с той поры мы с Дарьей вместе и стали проказничать: я ей богатых полюбовников находил, коли нужно было, опаивать-околдовывать помогал, а она мне постель холостяцкую грела да денежки несла. Один раз, правда, когда со столицы князь какой-то приехал, Дашенька от меня уйти вздумала, заявила, что в столицу уедет, с мужем разведётся и за князя замуж выйдет, потому как любит он её без памяти. Любит, ха! Да кому она без своих приворотов нужна, кошка облезлая! – Рябинин желчно хохотнул, опять наливая коньяку и делая большой глоток. – Я, конечно, до споров с дурой бабой опускаться не стал, начертал гостю столичному послание с приглашением в гости, якобы на ужин с сюрпризом, Дарье тоже написал, что, мол, хочу её в знак нашего примирения и прощания на ужин пригласить, а сам в трактире самых завалящих забулдыг собрал и к себе привёл. Дашенька приехала, а куда бы она, касаточка, от меня делась бы, я её винцом угостил с дурман-травой да завсегдатаям трактирным на потеху и отдал. А тут как раз и князь пожаловал. Я его в комнатку проводил, есть у меня такая, там вместо стены окно большое, вроде французского, сделано, шторку отдёрнул, да и показал, как его прелестная нимфа с пропойцами первостатейными забавляется. Со щёголя столичного весь приворот пеплом осыпался, князёк шляпу подхватил, в экипаж вскочил и на вокзал. С той поры в наших краях даже кончика носа не казал.
– И Дарья Васильевна простила подобное? – процедил Алексей Михайлович, опять вцепляясь в подоконник, чтобы не свернуть шею стоящему напротив мерзавцу.
– А куда она денется, - сально усмехнулся Евгений Макарович, - я же тоже не так прост, ещё до того занятного вечера купил у Алеси, ведьмы лесной, приворотец один. Специально выбрал посильнее да позлее, чтобы красоточка моя в прямом смысле слова дышать без меня не могла, да Дарье, пока она после любовных своих подвигов отлёживалась, и влил прямо в ротик. Конечно, Дарья Васильевна, когда очнулась, скандалец мне учинила, даже пощёчину отвесила, я увернуться не успел, громогласно заявила, чтобы я и близко к ней не приближался, и из дома убежала, только я не шибко сим финтом опечалился. Знал, что суток не пройдёт, как приползёт ко мне моя милашка, ей же приворот в разлуке со мной грудь словно обручем стальным стягивает, дышать не даёт, и чем дольше разлука, тем сильнее действие. Так что, покобенилась Дашенька, а потом всё одно ко мне вернулась, и зажили мы лучше прежнего.
– Вы про купца так и не рассказали, - прошипел Корсаров, чувствуя, как крошится под пальцами подоконник.
Рябинин пожал плечами:
– А чего рассказывать? За то, что влез не в своё дело, Дарья не только самого купца приворожила, но и сыночка его малахольного. А четыре дня назад мы такой скандал на маскараде учинили, песня просто. Пряников младший своего батюшку с Дашенькой в весьма пикантной позе застукал, на родителя с кулаками бросился, слова срамные кричал и дуэлью грозил. На
Евгений Макарович отсалютовал следователю рюмкой и залпом осушил её. Алексей неторопливо поднялся, отряхнул брюки и ровным тоном, словно обсуждение шло о вещах обыденных и никакого интереса не представляющих, произнёс:
– Собирайтесь.
– Простите? – удивился Рябинин, с опасливой недоверчивостью косясь на следователя. – Что Вы сказали?
– Собирайтесь, в управление поедете.
Евгений Макарович нервно хохотнул:
– Это с какой же стати, позвольте узнать? Я Дарью не убивал, мне это невыгодно!
– За использование запрещённых зелий, мошенничество и распутство, - отчеканил Корсаров и негромко добавил. – А станете сопротивляться, я Вас прямо здесь пристрелю и скажу, что это грабитель сделал, коего я догнать не успел. Мне, столичному следователю, безоговорочно поверят.
– Вы не имеете права! – фальцетом выкрикнул Рябинин. – Я буду жаловаться!
– А вот это сколько угодно!
– рыкнул Алексей. – Пошёл! И без фокусов.
– Вы не имеете права, - дрожащим голосом лепетал Евгений Макарович, едва переставляя ноги и побледнев так, словно находился на последнем издыхании, - Вам никто не поверит, у Вас нет доказательств.
– Найду, - уверенно пообещал следователь. – Или сам состряпаю, для такого, как Вы, это даже за преступление считаться не будет.
Корсаров едва ли не за шиворот, словно нагадившего котёнка, выволок Рябинина из дома, дотащил до городового и сдал в прямом смысле слова с рук на руки, строго-настрого приказав глаз с арестованного не спускать, до управления довести и в камере запереть, потому как сей господин революционер-бунтовщик-мятежник и отравитель, в столице много месяцев разыскиваемый. Настропалённый городовой скрутил Евгения Макаровича так, что тот даже стонать не смог, и клятвенно пообещал не мешкая отправить людей на обыск в дом Рябинина.
«Теперь этот красавец на собственной шкуре испытает, каково это, людьми точно куклами играть, - хмыкнул Алексей, широким шагом направляясь к купцу Пряникову. – Да, вот так посмотришь на так называемое благородное да образованное сословие и поймёшь, что революционный террор отнюдь не на пустом месте возник. Таких гадов давить надо, причём в зародыше, чтобы они расплодиться не успели».
Алексей
Как шутил Сашка, я человек тихий и скромный, тихо прикопаю, скромно отпраздную. Только вот праздновать сейчас не хотелось совершенно, и так-то неприглядная история стала откровенно мерзкой. Дарья Васильевна, вне всякого сомнения, та ещё стерва, полюбовник её и того хуже, а господин Васильев в прямом смысле слова под раздачу попал. И не только он, а ещё и вся семья Пряниковых. Самое же паскудное, что даже смерть Васильевой и арест Рябинина ничего в лучшую сторону для пострадавших изменить не смогут. Прохор Захарович подобен вырванному с корнями дереву, да и загубленную купеческую репутацию уже ничто не вернёт. А если окажется, что купец или его сын в убийстве повинны, то ещё и на каторгу отправляться придётся, остальным же родственникам век доживать с клеймом, хуже каторжного. Вот и получается, что дело к развязке близится, а радости от этого ни-ка-кой. Нет, всё-таки не зря я из следственного ушёл, тягостная эта работа.
Я повёл плечами, словно приноравливаясь к тяжёлой ноше за спиной, по сторонам огляделся, проверяя, не свернул ли во время тягостных раздумий с пути, и прибавил шагу. В этой истории, как с ампутацией, лучше не тянуть, резать по живому, а то только хуже будет, больнее. Тем более что убийцу, пусть и такой дамы как Дарья Васильевна, всё равно найти надо, не дело это, резать тех, кто тебе не нравится.
– Барин, подай копеечку, - ко мне подбежал тощий грязный мальчуган, на чумазом личике которого светились умом и озорством два больших и круглых, как у совы, глаза, - а я тебе чего скажу!