Удача в подарок, неприятности в комплекте
Шрифт:
– Ну, такое нескоро случится, - протянул Василий и поставил рюмку с коньяком на стол, как говорится, от греха подальше.
Фёдор Иванович пожал плечами, мол, кто знает, никому не дано прозреть пелену грядущего, а может, оно и к лучшему. Недаром же гласит Писание: «Многая знания – многая скорби», а людская молва добавляет: «Меньше знаешь – крепче спишь».
– Ладно, - Василий Харитонович прихлопнул ладонью по колену, - предлагаю завершить философский диспут и от материй возвышенных вернуться к суетным делам бренного мира. Сегодня на балу действуем следующим
Колокольцев вытянулся во фрунт, отчеканил:
– Никак нет, господин капитан!
– В таком случае вольно, - приказал Василий Харитонович, на миг становясь таким, каким был в служебные годы, – властным командиром, ведущим солдат в бой, - разойтись!
Пока мужчины тратили время до торжества на беседы, прелестная половина дома госпожи Абрамовой спешно наводила красоту. Щебетание, аромат привезённых из жарких стран притираний, запах духов и раскалённых щипцов, коими подвивали локоны, шорох платьев и взрывы звонкого смеха витали по всему второму этажу, превращённому в некий храм красоты, где служительницы культа прекрасного со всем сердечным пылом претворяли в жизнь свои представления о совершенстве.
– Милочки, мне кажется, в этом платье я похожа на русалку, - Катюшка крутанулась перед зеркалом так, что длинная бирюзовая с переливами юбка её нового бального платья пошла волнами. – Хочу ещё волосы распустить и подвить, чтобы стать похожей на деву озера, помните, у этого, как его, Шиллера.
– Не знала, что тебе по душе пропащие девки, вроде тех, что по вечерам своими юбками улицы метут, кавалеров заманивая, - фыркнула Люба, даже в атмосфере предпраздничной суеты держащаяся чопорно и надменно, - да и писал об этой деве, к твоему сведению, Гёте.
– Да какая разница, - отмахнулась Катюшка, - главное, что платье изумительно!
– Уж больно плечи открыты, - покачала головой Елена Степановна, - можно ли незамужней девице так себя обнажать, да ещё и в присутствии мужчин, родственниками не являющихся? Хоть бы шалечку накинула, вот, возьми-ка.
Женщина протянула длинную плотную шаль, в которую при желании можно было бы завернуться полностью с головы до пят.
– И то правда, Катерина, негоже так плечи да грудь выставлять, - строго прицыкнула на дочь Глафира Михайловна. – Ольга вон, до того довыставлялась, что ревнивец какой-то её чуть не до смерти зашиб, господи, страх-то какой.
Женщина меленько закрестилась, зашептала молитву, прося уберечь от беды её саму и молодую отроковицу дочь.
– Маменька, так мне что теперь, до гробовой доски в плат кутаться, от любой тени шарахаясь?! – скуксилась Катерина, и по её румяной щёчке заскользила крупная слеза.
– А и покутаешься, вреда не будет, - безжалостно припечатала Елена Степановна, а Люба мстительно добавила:
– Тем более что в этом платье у тебя кожа становится зелёно-жёлтой, словно плесень.
Катя громко ахнула, с тревогой всмотрелась в своё отражение, а потом метнулась за поддержкой к
– Лизонька, милая, да неужели?!
– Не слушай ты её, - мягко зашептала Елизавета Андреевна, обнимая и утешая подругу, - это платье тебе изумительно идёт. Ты прелестна, поэтому Люба и бесится, знает, что на сегодняшнем балу ты её затмишь.
– Её, возможно, - Катя смахнула слезинку, благодарно улыбнулась, - а вот тебя ни за что. Ты такая красавица, расцвела, точно роза майская, ни один мужчина не сможет устоять. Как бы из-за тебя дуэли не случилось!
– Нет, дуэли точно не надо, - выпалила Лиза, красочно, даже слишком, представив, как Петенька медленно опускает пистолет, а Алексей Михайлович падает, пронзённый пулей. – Нет-нет, упаси бог от такой беды!
– Да твой Петенька и с трёх шагов мерину в зад не попадёт, - хмыкнула Люба, самым беззастенчивым образом подслушивающая подруг. – Он оружный опасен в первую очередь для самого себя.
Катя ждала, что Лиза горой встанет на защиту своего жениха, но Елизавета Андреевна явно думала о чём-то другом (а может, ком-то ином?) и ничего не сказала, лишь крутила локон да улыбалась так, словно успела узнать и обжигающее пламя страсти, и первую горечь боли истинной любви. Чтобы отвлечь подругу от раздумий, Катя хитро покосилась на Любу и приторно-сладким тоном прощебетала:
– Лизонька, солнышко, а покажи, какое платье ты на бал наденешь.
Лиза тряхнула головой. Выныривая из раздумий, лукаво улыбнулась:
– Так ты же его уже видела, вместе заказывали наряды.
– Нет, ты покажи, - настаивала Катерина, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех.
Все вокруг замерли, усиленно делая вид, что не прислушиваются к разговору, просто темы для бесед закончились.
Негромко напевая, Елизавета Андреевна эффектным жестом отбросила тонкую ткань, коя до этого укрывала принесённый горничной наряд:
– Твоя правда, Катюшка, одеваться пора. Гости скоро приедут.
– Ах, - разом вскрикнули Люба, Елена Степановна и Глафира Михайловна, узрев наряд, точь-в-точь как платье Катерины.
– Не понимаю, что за радость в одинаковое рядиться, - пробормотала Люба, как только справилась с удивлением.
– А на голове у нас вот такие накидки будут, - Катюшка со смехом вытащила блестящие бирюзовые шарфы, - чтобы волосы сзади скрыть.
– Глупости творите, - нахмурилась Елена Степановна, - Софья Витольдовна за подобную нелепицу по голове не погладит.
– Тётушка и предложила, - отмахнулась Лиза и предвкушающе хихикнула, - сказала: забавно будет.
– Лица-то тоже спрячете? – сварливо осведомилась Глафира Михайловна.
– А как же, - дочка с готовностью продемонстрировала матушке две одинаковые маски. – Маменька, Вы разве забыли, что это маскарад? Его уже давно обещали провести, да всё не складывалось, а теперь вот, пожалуйста, сложилось!
Чуткое сердце Лизы словно иголочкой кольнуло предчувствие близкой беды, но девушка поспешила отмахнуться от него. В родном-то доме, да под присмотром сразу двух кавалеров ничего плохого не случится.