Удачная партия
Шрифт:
Ферзь расстегнул рубашку, и Аркадий Францевич увидел на шее своего нового знакомца необычный медальон — массивную серебряную цепочку с кольцом в виде змейки, обвившейся вокруг деревянного шахматного ферзя.
Глава 30
Продолжение нескучного вечера
— Вот, — Ферзь погасил окурок в пепельнице, — эта семейная реликвия и дала мне второе имя.
— Интересно. И что же случилось с вашим прадедушкой дальше?
— Этого я не знаю. В любом случае его уже давно нет в живых. Впрочем, как и моего деда, и отца, но вот эта вещица, — Ферзь
— И что, эта фигура обладает какой-то силой?
— Думаю, что да. Я знаю многих художников, некоторые из них очень талантливы, можно даже сказать, гениальны, но никто из них не может продать свои картины так, как я. Я еще не закончил работу, а у меня уже очередь желающих ее приобрести. Причем многие пытались работать в той же теме, что и я. У меня покупают, у них — нет.
— А что за тема такая? — поинтересовался Аркадий Францевич.
— Я пишу ангелов, играющих в шахматы. Нет, конечно же, я не сразу нашел эту тему. Я писал и портреты, и пейзажи, и огромные авангардные картины на манер Розенквиста — все это было не то. Редко что удавалось продать, и то за такие смешные деньги, что выгоднее было ничего не писать: холст и краски стоили дороже. А потом я как-то поразмышлял над всей этой родовой историей и написал небольшую работу — белый и черный ангелы за шахматной доской. И работа тут же продалась, причем за баснословные по тем временам деньги. С тех пор я стал писать только на эту тему, и думаю, что мне удалось поймать жар-птицу за хвост.
— Да, интересно…
Ферзь улыбнулся:
— Я тебя не сильно утомил своим рассказом?
— Нет, напротив.
— А ты, Кеша, чем занимаешься? Кстати, Кеша — это же, кажется, Иннокентий?
— Но Ферзь — это тоже не Валера.
Ферзь засмеялся:
— Точно подметил. И все же кто ты в этой жизни?
— Я — ученый. Биолог.
— О! Я почему-то так и подумал, что ученый.
— Почему?
— Ты на Эйнштейна похож.
— Ну да? — засмеялся Аркадий Францевич. — Лестно слышать.
— Глаз художника не обманешь. Только усы отрасти — и вылитый Эйнштейн. Ты еврей?
— Нет. У меня польские корни. Был бы я еврей — давно уехал бы.
— Ну и хорошо, что не уехал. А то мы бы с тобой не встретились. Давай выпьем за слияние науки и искусства!
Они чокнулись и осушили кружки.
Глава 31
Еще немного пива и любви!
— Мальчики, — послышался голос из-за барной стойки. — Еще пива?
Ковард обернулся и посмотрел оценивающим взглядом на официантку:
— Хороша, чертовка!
— А ты, я смотрю, запал на Таньку-то, — Ферзь стукнул кружкой по столу. — Татьяна, неси пиво!
— Несу-несу! — и пышные бедра оказались у столика Коварда и Ферзя. — Пожалуйста, темное, светлое…
— Богиня! — простонал Ковард.
— Ну что вы в самом деле! — Татьяна, похоже, действительно смутилась, так как ее щеки залились нежным румянцем.
— Татьяна! — нарочито строго сказал Ферзь. — Не обижай хорошего человека. Он ученый и, видишь, страдает!
— А чего страдать-то? — с наивным недоумением спросила она. — Пиво свежее, холодное — пейте на здоровье. Я могу и орешки принести для закуски.
— Это ты правильно подметила: страдать
— Нет.
— Правильно. И я не хочу. А ты, Танюша, иди работай. Мы тебя попозже за столик позовем. Ты ведь не откажешь Кеше? Он настоящий ученый. Интеллигент.
— Не откажу, — кивнула Татьяна и залилась краской.
— Вот видишь, — сказал Ферзь, когда пышные бедра, словно корабль, отплыли к стойке, — не откажет! Все устраивается лучшим образом. У тебя есть женщина, или Таньке наконец-то повезло?
— У меня есть жена, — ответил Ковард.
— В разводе?
— Нет. Живем.
— О-о! — восхищенно воскликнул Ферзь, — на вид-то совсем не гуляка, а настоящий мужик! Ходок! Дети есть?
— Детей нет.
— А у меня есть. Три жены. И три пацана. Правда, у всех у них уже другие папаши, но кровь моя. Старший в Италии живет. Скоро двадцать два будет. Ему ферзь фамильный достанется. На дизайнера учится. Теперь это модно. Выпьем?
— Выпьем.
Аркадий Францевич даже не пытался остановить Злобного Я, он в отчаянии думал о том, что же случится, если Злобный Я не пожелает больше уходить «на второй план», если ему понравится управлять телом? Телом Аркадия Францевича Коварда! И если раньше он терпел этого самозванца, полагая, что это просто странность гениального человека, что это его второе я помогает найти правильное решение сложных проблем, что это открытый сейф его подсознания, в котором хранятся утраченные человечеством знания. О! Как он заблуждался! Теперь он видит, что это за тип: пьяница и развратник! И имя себе на редкость пошлое придумал: Кеша!
А Кеша и Ферзь продолжали болтать. К ним подсела Татьяна, на столе появились орешки, салат и водка. Татьяна краснела, но не отбивалась от рук Коварда, а вскоре и сама стала его обнимать — нежно, по-матерински. Ферзь хохотал, рассказывал неприличные анекдоты и в конце концов затянул густым баритоном «Ой, мороз, мороз…».
Из кафе уже давно исчезли и подростки, и старуха-жаба, повар, громко крикнув «Пока!», ушел с работы, а застолье только набирало силу.
— Богиня! — шептал Ковард на ухо Татьяне, опрокидывал рюмку водки и запивал ее пивом.
Аркадий Францевич с ужасом наблюдал за безобразием, творимым Злобным Я, и проклинал себя. «Выпустил джина из бутылки», — думал он.
«Я не понял? Это кто похабник? — возражал уже сильно пьяный Злобный Я. — Я нормальный мужик! И веду себя как нормальный мужик!»
— Ферзь, скажи ему, что я нормальный мужик!
— Кому сказать? — поднимал глаза Ферзь. — Я любому скажу: «Кеша — нормальный мужик!», только ты больше не пей, а то Татьяне придется тебя на руках нести.
— И понесу! — соглашалась Татьяна. — Он хороший!
Но ближе к полуночи пьяный Кеша немного отрезвел и, поднявшись, сказал:
— Мне нужно освежиться. Я, видите ли, сегодня как Золушка: скоро полночь — и мне нужно скрыться.
— Брось, — махнул рукой Ферзь, — еще детское время!
— Я ненадолго.
В туалете Кеша умылся и посмотрел на себя в зеркало:
— Красавец…
«Пьяная рожа! — не преминул вставить Аркадий Францевич. — Все. Вечер закончился!»
«Закончился, — согласился Злобный Я. — И я покорно ухожу на второй план. Давай командуй парадом и живи своей бездарной жизнью».