Удиви меня
Шрифт:
— Так и представляю: «Мам, прости, что обидела, мне плохо, приезжай к Диме в квартиру». Ну примерно так, только побольше чувств в голосе. Ой, ладно, кобылушка двадцатиоднолетняя, можно просто сказать: «Дима, пошел в жопу, у меня ПМС». Так будет эффективнее, — целует меня в щеку и, наконец-то, встает с дивана. — Покрывало, подушка на верхней полке в белом шкафу. Наглаженные наволочка и простыня — в нижней полке комода. Кровать, возможно, в естественных биологических жидкостях, так что спи на диване. К тому же, он твердый, все, как ты любишь.
— Спасибо за заботу, можно было и без подробностей про свои жидкости.
— Всегда, пожалуйста, Полечка. Еды в квартире нет,
— Обязательно.
Не описать словами, какое я испытала облегчение, когда закрыла за Димой дверь. До дивана почему-то не дошла. Так и присела на грязный коврик, прислонившись спиной к двери. Зажмуриваю глаза, чтобы противные слезы не пошли в пляс, вот только оказалось — это совершенно невозможно контролировать. Самое отвратительное, что я не знаю почему они текут.
Ненавижу себя. Просто ненавижу. Я даже не размазня — хуже. Истеричка и размазня. Столько держаться, чтобы в один миг превратиться в плачущую, жалеющую себя развалюху. Но ещё больше раздражает не то, как я себя вела и веду, и даже не то, что Алмазов меня выгнал, а то, что я не хочу, тупо не хочу уходить вон. Я не хочу ничего менять. Не хочу! Этот переделанный угодник мне нужен. Я уже не хочу жить как раньше. Но и ехать в аэропорт — это прямой путь к тому, что я всегда буду уступать. Это же показатель того, что, по сути, я — слабачка. И не ехать — тоже так себе идея. Зачем добровольно лишать себя того, что мне по душе? Проучить Алмазова и не прийти? А этим я точно проучу именно его? Сомневаюсь…
Домой тоже не хочу. Категорически не хочу показывать папе свою слабость, ещё и говорить про причины возвращения. Нет уж, не дождется. Если перед Сережей я уже и так показала себя во всей красе, перед папой — не буду.
Противный ком в горле стоит так, что даже не могу сглотнуть, от чего ещё сильнее начинаю захлёбываться слезами. Перевожу взгляд на руку и начинаю истерически хохотать. Мне на фиг не сдалось это кольцо, да я даже никогда их не носила. Лишняя грязь на руке, ещё и цепляться будет за все, что попало. Но факт того, что оно предназначено именно для меня, вызывает во мне какую-то радость, перемешанную… со злорадством.
— Выкуси, Соня. Ах нет, прости, выкуси, София! Мое кольцо! Мое и точка.
Прав Алмазов, я и вправду злая. А ещё, как оказалось, истеричка и эгоистка. Пошли все в сад. Я жутко хочу спать. Так хочу, что как будто меня накачали убойной дозой снотворного. Так и завалилась на диван в чем была, несмотря на грязную одежду и ранний час.
Проснулась резко, словно на меня свалился груз весом в тонну. Жуткое ощущение — голова тяжелая, а живот… С животом реально беда. И вот тут я поняла, что разбудил меня именно он. А если быть точнее — желудок, а не живот. Он просто пел песни под названием «Покорми меня!». На часах одиннадцать вечера. Наверное, я бы и дальше дрыхла прям до утра, если бы не голод. Никогда я не была такой голодной. Подлетела к холодильнику. А дальше — ступор. Когда Дима говорил, что у него нет еды, я не предполагала, что ее настолько НЕТ. И это повар?! Чертов сапожник без сапог. Молоко, энергетик и пиво. Все! Глазам своим не верю. Даже ни одного овоща. Морозильник тоже пустой. И в полках кроме кофе и чая — ничего. Он вообще здесь живет? От отчаяния и голода хотелось выть. Не раздумывая, накидала в корзину привычный для нас с Алмазовым заказ в пиццерии, а дальше… облом. После выяснения причины, по которой я не смогла оплатить заказ, я даже чуточку перехотела есть. Если папа сейчас не спит, ему как минимум должно икаться. Заблокировать карту — это круто. Очень умное, взрослое и взвешенное решение.
Забавно, папы рядом нет, а я отчетливо слышу его голос и то, с каким удовольствием он произносит эти слова. Почему-то только сейчас осознала, насколько я… несамостоятельна и уязвима. По сути, я — тепличное домашнее растение, которое вроде, как и яд может пустить, если тронут, но вот самостоятельно прожить — нет. Пока, нет. Никогда я не задумывалась над тем, чтобы пойти работать до окончания ординатуры, тем более университета. Как это, пропускать учебу, да еще и работать какой-нибудь медсестрой за копейки? Сейчас, глядя на мелочь в кармане, за которую я куплю разве что хлеб с самой дешевой шоколадкой, до меня дошла простая мысль — лучше иметь свою заработанную копейку и рассчитывать на нее, если кто-то пнет под задницу ногой. Надеяться надо все же на себя, какими бы ни были хорошими Алмазов и мама с папой. Усмехаюсь, отпивая молоко из бутылки. Спасибо, Димочка, хоть за молочко.
Подхожу к окну, открываю его настежь и вдыхаю чуть прохладный воздух. Наконец, жара спала. Выплакав десятигодовалый запас слез, стало как-то хорошо. И так… понятно что ли. Не знаю, поеду ли я в аэропорт или гордость вступит в свои права, но то, что в ближайшее время я устроюсь на работу — неоспоримый факт. Может все это не случайно и дано мне не только для того, чтобы почувствовать себя слабой, а что-то изменить. Да и почему бы и нет, учитывая, что за два месяца, проведенные бок о бок с Алмазовым, я уже изменилась. И если уж быть честной перед самой собой, некоторые из перемен пошли мне только на пользу. Только не потерять бы себя за этими переменами.
Вот уж отоспалась, так отоспалась. На часах девять утра. Не припомню, когда в последний раз столько спала, да еще и не в своей кровати, а на диване не самого лучшего качества. Еле-еле встала и поплелась в ванную, да и то, только потому что по-прежнему голодна. В зеркале я увидела нечто ужасное. Лицо… алкоголички. Глаза как пельмени, нос красный и губы почему-то… тоже красные. Скорее всего от того, что я их облизывала из-за противных слез. Мда… увидел бы меня сейчас Алмазов. Наспех умылась и, найдя в чемодане солнцезащитные очки, поплелась в магазин.
Молоко, конечно, хорошо, но это как мертвому припарка. Благо, идти пришлось не так уж и далеко, пятнадцать минут и шикарная пекарня передо мной. Жаль только, что почти ни на что не хватит. Нельзя, вот нельзя ходить голодной в магазины, тем более в пекарню. Истекаю слюной на шикарную выпечку с корицей, но рациональная часть меня подсказывает, что надо что-то посытнее и подешевле. Я понятия не имею, когда вернется Дима, а просить деньги у кого-то другого — не хочется. Хотя, можно попросить у Алисы… Да, пожалуй, так и сделаю, если до ужина Дима не вернется.
Оказывается, человеку для счастья нужно не так уж и много — всего лишь вовремя засунуть в рот свеженький, теплый батон с хрустящей корочкой. Хорошо, что взяла два. Сама не знаю почему улыбаюсь, но именно это я и делаю, жуя батон всю дорогу, вплоть до квартиры. Улыбаюсь, пока не вижу маму, барабанящую рукой в Димину дверь. Кусок булки так и застрял в горле, когда мама на меня обернулась.
Глава 50
— Ты… ты… да ты… маленькая паскуда! — кричит мама, замахиваясь на меня сумкой. Спасибо на этот раз моей реакции — я вовремя увернулась.