Уэлихолн
Шрифт:
— Быть беде, — прошептал Виктор. — Подумать только, а я и забыл…
Мистер Тампин, фермер, привезший тыквы в Крик-Холл, сидел на подножке кабины своего грузовичка и пил горячий чай, с широкой улыбкой наблюдая, как по двору носится толстяк в лоскутном халате.
Раз за разом толстяк подскакивал к кузову, брал из него какую-нибудь тыкву и, уперев ее в свой объемистый живот, направлялся в гараж. При этом он задорно напевал:
Я — неудачный ирландец, Ведь рыжим, увы, не родился! СижуМистер Тампин веселился от души.
— Да не шмыгайте вы так, мистер Кэндл! — прошамкал он беззубым ртом, даже не думая помогать. — Все ж в одиночку не перетягаете! Разве что к Хялёину! И это ж только первая партия! Сколько вас еще ждет первосортных тыковок!
— И где вы здесь видите тыковки, Джерри? — проворчал Джозеф Кэндл. — Как по мне, это тыквищи! Быть беде!
Фермер не понял ничего о бедах. Впрочем, откуда ему было знать, что «Быть беде» — это старая семейная примета Кэндлов.
Вот бы мистер Тампин удивился, если бы узнал, что всякий раз, как к празднику Хэллоуина он привозит в особняк на холме тыквы, поблизости кто-то странным образом умирает. А прибытие тыкв между тем и правда неизменно сопровождала чья-то странная и зачастую нелепая смерть: кто-то перерезал себе горло листком бумаги, кто-то упал с лестницы, потому что у него были связаны шнурки на башмаках, кто-то поперхнулся смехом…
Уже и не упомнишь, кто первым обнаружил подобную связь. А Кэндлы, понимая, что все это лишь совпадение, тем не менее каждый раз наутро после приезда тыкв собирались в гостиной и брались дружно просматривать полосы утренних газет, ожидая увидеть заметку о чьей-то неуклюжей и бестолковой кончине. Порой они находили, а порой и нет, и в последнем случае или тетушки, или дядюшка Джозеф шутя объясняли это тем, что полиция просто пока не обнаружила тело.
Дядюшка Джозеф, к слову, всегда веселился от души, исследуя некрологи и обводя «удачные». Со свойственным ему черным юмором он шутил: «Кого-то тыквой придавило!», «Не стой под дождем из тыкв!», «Осторожней! Подлая тыква бросается под ноги!», «Тыквы-убийцы объявили охоту!» или «Что там, есть “тыквенные некрологи”? Ну подождем-подождем…»
Само собой, связь между появлением тыкв и чьей-то смертью была притянутой за уши, как и любые попытки выдать совпадение за закономерность, а странное стечение обстоятельств — за необъяснимую мистику.
Дети Кэндлов знали, что «Быть беде» — это всего лишь жутковатая хэллоуинская традиция. Взрослые пытались убедить их в этом…
Когда Виктор с Кристиной выбрались из «Драндулета» и вошли в ворота, дядюшка Джозеф как раз показался из гаража.
— О! — обрадовался он. — Приехали помощнички! Давно
— Ну дядюшка… — запротестовала было Кристина. — Мы так устали!
— И слышать ничего не желаю! — добродушно отрубил дядюшка Джозеф. — Думаете, мой насморк мешает мне таскать эти… хм… «тыковки»? Да их здесь всего шесть десятков — смех один! Вчетвером мы быстро управимся!
— Вчетвером? — спросил Виктор и взволнованно оглядел двор. — Папа тоже будет помогать? Он уже здесь?
— Да, Гарри дома, — кивнул дядюшка, указывая на светящееся окно на третьем этаже. — Он у себя, работает в кабинете. Просил его не беспокоить. Да и когда его беспокоить-то, если здесь тыковки привезли?
— Тогда кто же четвертый? — спросил Виктор.
— Томас, разумеется, — радостно пояснил дядюшка. — Вот только вернется, где бы он ни бродил, маленький негодник, так тоже возьмет рукавицы и приступит к тасканию тыковок в гараж! Здесь всем хватит!
— Всем хватит! — с сиплым смехом подтвердил фермер Джерри.
— Это несправедливо! — возмутилась Кристина, натягивая огромные садовые рукавицы. — Почему именно мы должны все это таскать?
Дядюшка поглядел на нее со своим извечным пряничным снисхождением.
— Все просто, — любезно пояснил он. — Мамочка ваша ввела традицию заказывать именно столько тыкв, а я ввел традицию вам их таскать! Корделия так и сказала: «Будут увиливать, пришли их на кухню, Джозеф». Но я ее заверил, что никто увиливать не собирается. Вы ведь знаете, дорогие мои, как это бывает, когда ваша мама зовет кого-то на кухню…
Племянники мрачно переглянулись и взяли себе по тыкве.
— Быть беде… быть беде, быть беде, беде, беде… — напевал дядюшка.
Мог ли он знать, что беда уже произошла?
Тяжелые шторы на огромных окнах библиотеки Крик-Холла были задернуты, не позволяя свету уличных фонарей проникнуть внутрь.
Сейчас здесь горела лишь одна лампа — на маленьком столике. Темнота наваливалась со всех сторон, и казалось, она вот-вот сожмется и поглотит стоявших в круге тусклого света двух Кэндлов. Книги на полках будто бы что-то шептали, но это были всего лишь отзвуки разговоров, которые доносились сюда из других частей дома, что, впрочем, не делало этот шепот и это место менее жуткими.
— Так что ты хотел спросить? — поинтересовался Джозеф Кэндл, глядя на племянника.
Томми не случайно выбрал именно это время. Обычно дядюшка пребывал в наилучшем расположении духа сразу же после ужина, поэтому мальчик дождался, когда все разойдутся по комнатам, и поймал его прежде, чем тот успел ускользнуть. Убедившись, что мамы нет поблизости, он сообщил дядюшке, что хочет кое о чем его спросить. Но говорить прямо там же, в гостиной, отказался: Томми знал, что у мамы очень острый слух и часто стены ей совсем не помеха.
Дядюшка был удивлен, но спорить не стал. И так они оказались в библиотеке…
— Я все знаю, дядюшка! — выпалил Томми.
— Я тоже в твоем возрасте думал, что все знаю.
Дядюшка Джозеф добродушно потрепал племянника по плечу. От этого вроде бы невинного действия мальчик дернулся, как от удара ивовым прутом.
Дядюшка был поражен. Или выглядел пораженным. В случае с этим человеком никогда нельзя было сказать наверняка.
— Не подходи, — сказал Томми с дрожью в голосе.