Уэлихолн
Шрифт:
— Томас, мальчик мой, что с тобой творится? — недоуменно спросил дядюшка. — Сперва ты бродил где-то весь день, затем за ужином вел себя странно. Теперь вот это. Что случилось?
Томми глядел на него с опаской. Еще бы ему не вести себя странно после всего, что сегодня случилось! Сначала дверь, которая соединяет разные части города. Потом старуха в черном доме. А затем то, что она ему сказала. О ведьмах.
Мальчик поверил словам старухи: он всегда догадывался, что ведьмы существуют и даже что они водятся в его родном городе. Но уж точно он ни за что бы не подумал, что однажды какая-нибудь
Оказавшись дома, в безопасности, Томми то и дело спрашивал себя, а не привиделось ли ему вообще все то, что случилось после разговора с учительницей возле школьного парка. Может, он просто заболел и у него жар? Тетушка Рэммора всегда говорила, что если начинает казаться, будто кругом происходят странные вещи, то это простудное. Мама же, в свою очередь, просто сказала бы, что он чересчур впечатлительный. Наверное, раньше это его бы даже успокоило: слова мамы всегда для него все объясняли. Но фотография в рамочке, которая была заткнута за пояс и спрятана под свитером, не давала усомниться: нет, ему ничего не привиделось.
Весь ужин Томми просидел как на иголках, не в силах дождаться, когда же тот наконец закончится. Изначально он собирался расспросить обо всем папу, но папа к столу не спустился. Мама послала за ним в кабинет Кристину. Вернувшись, сестра сказала, что он занят и поужинает потом у себя. Поэтому оставался только дядюшка.
— Я все знаю, — повторил Томми, надеясь, что дядюшка не поймет: на самом деле племянник не знает ничего. — Про ту женщину. Ты понимаешь, кого я имею в виду?
— Боюсь, что нет, ведь, к сожалению, я не…
— Та нищенка, которая бродила возле дома! — перебил Томми. — Я все узнал!
Дядюшка выглядел не на шутку перепуганным.
— Мальчик мой, что ты такое говоришь?
По лицу Джозефа Кэндла было видно: он прекрасно понял, о чем идет речь.
— Я все узнал, — продолжал гнуть свое племянник. — Про тебя и папу. Я знаю, что Клара…
— Клара?!
Дядюшка отшатнулся. В его глазах читался уже едва ли не ужас.
Томми поздравил себя: он не ошибся. А еще он понял, что выбрал верную тактику. Если бы он просто спросил у дядюшки что-либо о мисс Мэри или жуткой старухе, то не получил бы ни одного правдивого ответа, а дядюшка стал бы лишь осторожнее.
— Да, я все выяснил, — закрепил успех Томми.
— Но я не понимаю…
О, это был классический дядюшка Джозеф. Он всегда себя так вел, когда тетушка Мегана пыталась поймать его на откровенной лжи. Дядюшка неизменно, как сейчас, округлял глаза, распахивал рот, начинал тяжело дышать и вообще старался, как мог, изображая потрясение от того, что его, честнейшего из искреннейших, пытаются в чем-то уличить! И тогда он добивался своего — тетушке просто становилось лень с ним возиться.
Но Томми было не лень.
— Старуха из Гаррет-Кроу мне все рассказала.
Это был гвоздь. Гвоздь, который не просто вошел в податливое дерево дядюшкиного гроба, но и в дядюшкино тело,
— Прямо так все и рассказала?
Джозеф Кэндл расслабил плечи и несколько раз повел головой из стороны в сторону, разминая шею. Огонек на лампе дрогнул, как от сквозняка, тени покачнулись и расплылись, укутывая фигуру дядюшки черным плащом. Его лицо при этом утонуло в потемках, словно он опустил его в миску с чернилами. На месте глаз застыли два холодных блика.
Томми вздрогнул. Да, ловушка сработала идеально, но ему вдруг показалось, что он поймал зверя, который слишком велик для его капкана.
В какой-то миг дядюшки, того знакомого и предсказуемого во всем добряка, который присутствовал в жизни Томми с самого его рождения, не стало. Джозеф Кэндл, стоявший напротив Томми всего мгновение назад, и Джозеф Кэндл, который был сейчас, отличались друг от друга, как отличаются два совершенно разных человека, которые даже не родственники. Прежнего он считал славным, веселым и жизнерадостным дядей, с которым всегда можно было объединиться против склочных тетушек, а нынешний был незнакомым и крайне отвратительным типом, которого неизвестно кто и неизвестно зачем вообще пригласил в дом.
— Я так и не услышал вопроса, — медленно и угрожающе проговорил Джозеф Кэндл.
Где-то в глубине библиотеки вдруг раздался металлический звон, эхо от которого разошлось по помещению дрожащим эхом. Часы отбивали девять часов вечера, но Томми померещилось, будто эти жуткие звуки издают вовсе не часы, а падающие на пол один за другим обломки разлетающейся на части маски дядюшки Джозефа.
Стих последний удар, эхо рассеялось, а ложного обличья Джозефа Кэндла как не бывало. Со стороны казалось, что этому человеку даже дышать стало легче. Должно быть, он так устал постоянно притворяться и играть роль, что сейчас был почти счастлив.
— Значит, старая ведьма так и не научилась держать язык за зубами, — негромко, но невероятно жутко сказал Джозеф Кэндл. — Хотя, наверное, ее гнилые зубы уже все повыпадали, вот язык наконец и выбрался на волю. Этого стоило ожидать…
Даже знаменитый черный юмор дядюшки стал совсем иным: злобным, пугающим, отвратительным.
— Я ведь говорил этой старой кошелке Джине, что нужно избавиться от ведьмы Кроу, от всех ведьм Кроу: перерезать им глотки или заживо закопать — но она не послушала. Что ж, сама виновата…
В дядюшке проснулся монстр. Оказалось, что не нужно было заглядывать под кровать или в темный шкаф, чтобы отыскать чудовище, — настоящее чудовище всегда жило рядом, за тонкой стенкой.
Томми был в ужасе. Затевая этот разговор, он никак не мог предположить, к чему тот приведет. Его добрый, славный дядюшка только что сказал об убийстве?! О том, что давно нужно было убить старуху и… мисс Мэри?
— Как ты можешь так говорить? — испуганно пролепетал Томми.
Его по-детски наивное возмущение показалось Джозефу Кэндлу забавным, и он рассмеялся. Да, это был смех, которого лучше никогда не слышать, — свирепый, злорадный и почему-то торжествующий.