Углич. Роман-хроника
Шрифт:
– К опричным временам царство тянет, кромешник!
– Не хотим, чтоб сродник ката Малюты верховодил!
– Гнать из Москвы Богдашку!
Бояре разослали по улицам и площадям Москвы своих холопов; те, во всеуслышанье, кричали:
– Поруха на Руси, православные! Бельский на государев престол замахнулся. Царь-то Иван не своей смертью преставился. Бельский царя отравил, о том доподлинно сыскано. Ныне же Бельский хочет государя Федора извести да сам на престол сесть. Спасайте царя-батюшку!
Чернь
Бельский кликнул в Кремль стрельцов. Головам52 и сотникам молвил на своем дворе:
– Царь Иван Васильевич всегда благоволил вам, служивые. Имели вы доброе жалованье, цветное сукно и торговые промыслы. Были вы защитой Руси и грозой усобников. Ныне же бояре вновь головы подняли. Дворовую думу, что царя от крамолы оберегала, надумали родовитые разгромить, а вас, стрельцов, разогнать. То дело изменное! Не нужны Руси новые боярские порядки! А посему призываю вас, стражи державные, сохранить Двор. Быть вам за то в великой милости и получать жалованье вдвое прежнего.
Стрельцы примкнули к Бельскому.
Оружничий приказал закрыть кремлевские ворота и направился во дворец, дабы уговорить Федора следовать по стопам грозного родителя, создавшего Дворовое правительство, одним из руководителей коей (наряду с Афанасием Нагим) был и Богдан Бельский.
По пути же к государю оружничий надумал зайти к свояку, дабы заручиться поддержкой царева шурина. Но Бориса Годунова дома не застал.
– Боярин Борис Федорович из хором отбыл, - сказал Бельскому ближний челядинец.
– Далече ли?
– О том мне неведомо.
«Никак у царя», - подумал Бельский и поспешил во дворец.
Но у Федора шурин не появлялся. Борис Федорович уединился в своих покоях. Он сидел в высоком резном кресле и напряженно раздумывал:
«Надо ли было прятаться от Бельского? С Богданом делили радость и горе. Собинный друг, советчик, мудрый наставник. Вкупе боролись с боярами, тайны свои друг другу поверяли. Но то было при царе Иване. Жили за спиной государя и беды не ведали, ходили в царских любимцах… А что же ныне? На троне «пономарь» Федор. Сестра Ирина стала царицей. Она умна, думчива и благолепна. Царь любит ее и во всем ей повинуется. То на руку. Через сестру можно править Русью. Можно бы, но на пути встали царевы попечители. И один их них - Богдан Бельский. А помыслы его теперь иные. Он принял сторону последнего сына Ивана Васильевича. Федор же часто недужит, его смерть не за горами, и тогда трон будет наследовать малолетний Дмитрий. Царством же начнет управлять его опекун, Богдан Бельский… Но бояре злы на Богдана, они сами не прочь завладеть троном. На Москве началась свара. Бельский попытается пробиться к престолу силой. Но моей помощи ему не будет. Бельский стал опасен. Лучше уж на время заиметь дружбу с боярами-земцами, а там, с Божьей помощью, и их сломить».
Борис предал Богдана.
Бельский же, ничего не ведая об измене свояка, готовил расправу попечителям Федора. Кремль был на замке, дворец окружен верными стрельцами.
Князь
– Откройте, служилые! Аль не признали?
– спесиво выкрикнул с коня Иван Мстиславский.
– Признали, князь, - отвечали стрельцы, - но впущать не велено. На государя злой умысел держите!
– Околесицу несете! Это Богдан Бельский зло против царя умышляет. Открывайте!
Но стрельцы не шелохнулись.
К воротам подоспел Иван Петрович Шуйский, прославленный воевода, коего почитали в народе.
– Негоже вам, стрельцы, от нас Кремль запирать. От кого обороняетесь, чью руку держите? Аль ляхи мы, аль татаре поганые? Ужель ныне я ворог ваш? Негоже, стрельцы!
Служилые заколебались, начали промеж собою совещаться. Наконец порешили:
– Противу тебя, воевода Иван Петрович, мы зла не держим. Ступай с боярами к царю.
Стрельцы пропустили опекунов через калитку и вновь ее замкнули. Боярские послужильцы замахали саблями и самопалами, хлынули к воротам.
– Впущай, стрельцы! Силой откроем!
С Ильинки, Варварки, Никольской, Зарядья валили на Красную площадь люди. Валили оружно: с рогатинами, топорами, дубинами. И часу не прошло, как вся площадь была запружена народом.
Стрельцы, стоявшие за бойницами кремлевской стены, толковали:
– Мать честная, эк прут!
– Почитай, вся Москва высыпала.
– Отроду экого не было. Будто в осаде сидим.
– Богдана хулят. Бунтует народ.
А народ и в самом деле ярился. Чернь, с избытком хватившая нужды и горя от опричников, вымещала зло на Бельском:
– Не хотим Малютина сродника!
– Хватит нам опричников!
– На плаху Богдашку!
Стрелецкие сотники осерчали, повелели палить из пищалей. Грянул залп, заряды просвистели над головами посадских.
Красная площадь еще пуще поднялась:
– Братцы! Нешто Богдашкиных прихлебателей будем терпеть?! Разворачивай пушки на ворота!
– зычно прокричал, поднявшись на раскат54, дюжий мужик в малиновой чуйке55. Его признали: известный мастер с Пушечного двора.
– Разворачивай!
– с грозной решимостью отозвалась толпа.
Посадские полезли на раскаты.
Стрелецкий голова кинулся к пищальникам.
– Пали по крамольникам!
И стрельцы пальнули.
На площадь упали убитые, застонали раненые. Но стрелецкие залпы не рассеяли посадских. Народ вознегодовал с новой силой.
– Братцы! Вставляй ядра! Разобьем ворота!