Угличское дело. Кинороман
Шрифт:
Один из приставов потянул Макеевну к шатру.
– Куда тянешь, москаль?
– отбивалась Макеевна.
– Калитку сначала закрой. Выпустил гуся своего всем на потеху.
Под общий смех пристав начал интересоваться своими штанами. Макеевна вбежала в шатер, огляделась быстрым взглядом, искала к кому прислониться. Встала против своего жильца Акундина. Тот поднял глаза и поменялся в лице. Обреченно повертел головой: кому бы передать такое счастье? Все были заняты. Со вздохом Акундин принялся за работу.
– Имя. Звание.
– Будто не ведаешь.
– Нападки ваши отвергаю, Макеевна посадская вдова. Имя и звание.
– Тьфу,ты! Молох всепожирающий. Пиши. Колупалов Ефграфий сын Свинохрящев.
Акундин записал, ничего не возражая.
– Акулина Макеевна Федоровна.
– и добавил. Вслух.
– Дурака гоняете?
– С тобой на пару. Шиш тебе теперь мой законный угличский, а не пирожки медовые на вечерю.
На них стали оборачиваться. Акундин заторопился.
– Что по делу знаешь? Что с Дмитрием случилось?
– Меня при том не было. А знаю то, что и все знают. В падучей бился и на ножик накололся.
– Все, хватит. Теперь свободна, Макеевна.
– Ты бы для порядка еще чего спросил. А так, кажется, что и не стоило вам в Углич ехать. Может вы в Москве виноватых назначили.
– Молчи, Макеевна. И я этого не слышал.
– Не слышал. Может ты и про Русина Ракова не слышал?
Акундин зашипел.
– Тихо ты. Совсем с ума сошла. Нельзя про это. О себе не думаешь, о сыне подумай.
– Что ты, Акундинушка. Распетушился. Тебе на вечерю пирожки с капустой или горохом?
– Иди, иди.
– Поняла с горохом. Пошла я Акундинка.
Макеевна отошла, а перепуганный Акндин орал ей вслед.
– Не сметь. Какой я тебе, Акундинка! Я писец. Приказной писец.
– Это еще посмотреть какой ты...- последние слова Макеевна произнесла совсем не слышно.
– Молчать...Я мурзе татарскому Неплюю ложки золотые возил...В самый Касимов. А ты меня Акундинкой.
Акундин встал, потом сел и пытался успокоиться. Перед ним уже новый свидетель стоял.
– Имя, звание.
– Так золотари мы природные. Говняшку по дворам собираем.
– Имя.
– прогудел Акундин. Схватив нос двумя пальцами.
– Крутов. Акундин.
Писец зло бросил перо на стол.
ХХХ
Маленькую домовину с царевичем вынесли из городского собора и через согнанную толпу пошагали в сторону кладбища. Царицу с двух сторон поддерживали братья. За Нагими шло высокое посольство. Мария рыдала громко и пронзительно. Так что выходило совсем ненатурально. На кладбище все закончилось быстро. Быстро прочитали молитву, быстро попрощались. Разве что Василий Шуйский задержался у гроба. Смотрел на бледное теперь навсегда юное лицо и длинный, ровный порез на голой шее. В руках у князя глиняная свистулька - подарок царя Федора. Князь стоял в задумчивости, перебирал свистульку в руках, наконец, решился. Спрятал игрушку в широких рукавах.
Издали
– И не жил вовсе, малец, по-своему.
– посочувствовал Рыбка - Чужую жизнь топтал. Вот и не сошлось.
– Андрюху хорошо спрятал?
– Так хорошо, что забыл куда.
– Вечером к лекарю иноземному наведаться надо. Про кобыльник распросить.
– Не верю я.
– Чему не веришь?
– Не верю, что не знал он, из чего царевичу снадобье готовил.
ХХХ
В покои царицы Марии Нагой ворвался брат Михаил. Не говоря ни слова, прошел мимо и начал со злостью разбрасывать готовые к выходу одежды.
– Что ты делаешь? Что?
– Лалы где? Яхонты?
Нашел шкатулку и открыл. Переливались драгоценности, тускло блестели золотые украшения. Михаил захлопнул крышку, а царица вцепилась в брата.
– Не дам! Не сметь!
Михаил отмахнулся. Освободился от слабых объятий. Тяжело задышал прямо в знакомое лицо.
– Надо, сеструха. Вот так вот надо...Вылузгину дадим, князю...Митрополита не обидим.
– Не поможет...Не поможет.
– От костра убережет...Слышишь? Что цацки твои, коли семья гибнет?
ХХХ
Каракут наведался к Тобину Эстерхази в его лабораторию в летней недостроенной поварне. Смотрел, как лекарь смешивал в колбе разноцветные компоненты. Причмокивал.
– Гауделюс. Где он у меня?
Лекарь взял с полки тонкостенную стеклянную бутыль.
– 7 капель.
Добавил в колбу. Задумался и долил в колбу все содержимое бутыли. Поставил колбу на огонь и спрятался за металлическим щитом с прямоугольным окошком. Колба нагревалась, и ничего не происходило. В это время в лаборатории появился Каракут.
– Что?
– удивился лекарь.
– Ты кто?
– Забыл, наверное, лекарь. Я Федор Каракут. Казак Сибирского посольства.
– И чего тебе надобно, казак Каракут.
Федор осмотрелся. Поднял со стола увесистую железку.
– Череподыр какой у тебя знатный. Мастера Скудетто литье.
– Знаешь? Откуда, удивительный казак?
– В Венеции. У Матео Барабанти учеником три года в ошейнике проходил.
– Ты знаешь маэстро Барабанти?
– Знаю? Когда старик сломал ногу, он только мне доверил накладывать шину.
– Не верю. Маэстро Барабанти - это священный трепет для всех кто посвящен в магию четырех элементов. Чтобы он доверил свое здоровье какому то московиту почти татарину?
Каракут улыбнулся.
– Знакомый припев.
– И ничего смешного. Разве есть среди вас знающие врачеватели? Разве способны вы создать что-то сложно-великое? Вот ты? Казак. Знаешь ты рецепт декохта из зубьев анатолийской ехидны и слез кападокийских девственниц для лечения волнующего прострела?
– Признаться нет.