Угрозы России. Точка невозврата
Шрифт:
Понятно, что сплотить общество вокруг такой власти для национального проекта преодоления кризиса было невозможно. Эта задача легла на новую команду. На наш взгляд, к середине десятилетия начатый удачно демонтаж самых одиозных структур и концепций «ельцинизма» забуксовал. Целый ряд необходимых действий не был предпринят и целый ряд необходимых слов не был сказан. В целом, не был достигнут не только социальный мир, но и стратегическое перемирие. Власть не пошла ни на откровенный диалог с оскорбленным обществом, ни на выработку общественного договора с взаимными обязательствами на среднесрочную перспективу. Достигнутый к 2005 году уровень легитимности оставался неустойчивым, симптомов тому было достаточно, а новый виток трудностей с 2008 года усугубил ситуацию.
Здесь мы говорим об одной стороне дела: власть «после Ельцина» не надела
Как обстоит это дело в данный момент.
В 2004 году в работе «Новые поля социальной напряженности» автор выделяет курсивом такой вывод: « Россиян в большей степени беспокоит не размер кошелька или банковского счета « соседа » , а то, что нынешнее расслоение на богатых и бедных неестественно, неорганично, проистекает из источников, которые « разрывают » общество и задают сомнительные, антисоциальные ориентиры. «Природа» этого расслоения входит в противоречие с консенсусной ценностью большинства россиян (свыше 75 % ее разделяющих) о том, что «человек должен иметь те доходы, которые заработал честным трудом» [96].
Таким образом, в массовом сознании самостоятельное значение приобрела проблема ценностной несовместимости с тем культурно-историческим типом, который стал в России властвующей элитой и духовно подчинил себе государство. С другой стороны, сама эта элита стала более жестко формулировать мальтузианские установки в отношении российских (точнее, почти исключительно русских «лентяев и люмпенов»). Похоже, «сильные мира сего» в своем хамстве идут на прорыв, пытаясь прижать В.В. Путина к стенке, мол, хватит вилять, пора определяться. Кто нынче поет не с нами…
Вот что пишет, уже в 2010 году, Лев Любимов, заместитель научного руководителя Высшей школы экономики – «мозгового центра», главного разработчика программ реформирования важнейших экономических и социальных систем РФ: «У нас все сильно не в порядке с сельской местностью… Эти местности – а их число несметно в Центральной России – дают в российский ВВП ноль, но потребляют из него немало. А главное – они отравляют жизнь десяткам миллионов добропорядочных россиян. Вдобавок эти местности – один из сильнейших источников социального загрязнения нашего общества.
Создавать в таких местностях рабочие места накладно и бесполезно – эти самобезработные, как уже говорилось, работать не будут «принципиально». А принудительный труд осужден на уровне и международного, и национального права. Что же делать? Или мы вновь в культурной ловушке, из которой выхода нет?
Одно делать нужно немедленно – изымать детей из семей этих «безработных» и растить их в интернатах (которые, конечно, нужно построить), чтобы сформировать у них навыки цивилизованной жизни, дать общее образование и втолкнуть в какой-то уровень профессионального образования. То есть их надо из этой среды извлекать. А в саму среду всеми силами заманивать, внедрять нормальные семьи (отставников, иммигрантов и т. д.), создавая очаги культурной социальной структуры» [255]. Да ведь это объявление войны! Такой привет от «демократической интеллигенции» русскому крестьянству не скоро забудется.
В среде новых земельных собственников также произошли радикальные мировоззренческие сдвиги, вплоть до отхода от традиционных в российской культуре представлений о человеке. Фермерство, которое поначалу представлялось как система трудовых малых предприятий, породило слой новых латифундистов, владеющих тысячами гектаров земли, включая черноземы. В своих отношениях с бывшими колхозниками и рабочими они нередко проявляют неожиданные наглость и хамство – далеко им, конечно, до профессоров ГУ-ВШЭ, но грубее. Ликвидация колхозов и совхозов стала не только социальным бедствием, но и культурной травмой для крестьян. Совершенно неожиданно оно оказалось зависимо от небольшой прослойки людей нового (или забытого) разрушительного типа.
Вот как директор холдинга, в который превращен колхоз кубанской станицы, объяснял перспектива реформы: «Будет прусский путь! А вы
Во-первых, ценностный конфликт структурировался как самостоятельный фактор российского кризиса, он осознан как особый фронт противостояния. В 90-е годы это противостояние маскировалось материальными бедствиями обедневшего населения, так его трактовали даже левые силы. «Элита» же сводила дело к «зависти люмпенов». Исследования последних лет развели эти взаимосвязанные, но автономные плоскости, и это сразу показало, что положение гораздо серьезнее (как, впрочем, это обнаружилось и в конфликте по поводу «монетизации льгот»),
Вот рассуждения А. Ципко, идеолога из патриотов (уж не знаю, какой России – одинаково поносит он и старую, и советскую, и новую). Он увещевает, как добрый следователь: «Результаты интернет-выборов главного имени России заставляют еще раз и всерьез задуматься о состоянии духа и ценностей современной, во многом новой российской нации, и прежде всего – о состоянии духа тех, кого до 1917 года называли великороссами.
Вопреки всем прекраснодушным ожиданиям перестройки свобода от коммунизма не дала ни углубления моральных чувств, ни воскрешения духовных сил народа… В новой России, как и в старой, дореволюционной, дает о себе знать традиционное для нас равнодушие, безразличие к моральным качествам личности… И здесь я задаю себе самый главный, страшный вопрос, на который уже долгие годы сам ищу ответ. Почему мы, русские, такие, почему нам своих не жалко?.. Если бы у нас было по-другому, если бы мы любили друг друга, то у нас никогда бы не победили большевики с их идеей классовой ненависти. Это уже писал Антон Деникин… Очевидно, что у русских как у самого многочисленного народа РФ нет до сих пор даже чего-то сравнимого с еврейской заботой о сохранении своего народа… Традиция обожествлять вождей идет от старых, царистских настроений, от чувства раба. Кстати, в моей родной Одессе сталинисты даже во времена Сталина были редкостью, ибо одесситы от рождения ощущают себя свободными людьми» [18].
Как мучает одессита, уже в роддоме ощущавшего себя свободным человеком, «самый главный, страшный вопрос». Ну что это за народ – русские: какую им свободу ни давай, нет «ни углубления моральных чувств, ни воскрешения духовных сил». Равнодушны они к моральным качествам личности – любят Сталина, а не Абрамовича. И в «новой России», и в советской, и в «старой дореволюционной» – одна и та же традиционная патология. Понахваталось, быдло, «от старых, царистских настроений, от чувства раба».
Вновь вышел на тропу войны и прораб перестройки, многолетний декан в МГУ, бывший мэр Москвы, а сегодня ректор и пр. – Г.Х. Попов. Он выдал такие «откровения демократа», что поначалу многие подумали – не мистификация ли это? Через блог «Московского комсомольца» он дает ценные указания: «Должны быть установлены жесткие предельные нормативы рождаемости с учетом уровня производительности и размеров накопленного каждой страной богатства. Нельзя, чтобы быстрее всех плодились нищие… Страшную перспективу прогрессирующего накопления у одного ребенка генетических болезней уже двух родителей надо прервать. Наиболее перспективным представляется генетический контроль еще на стадии зародыша и тем самым постоянная очистка генофонда человечества» [42].
Главное для хозяев мира, по мнению нашего вечного босса, срочно очистить генофонд человечества посредством массовой выбраковки неплатежеспособных зародышей, запретить плодиться нищим, а число бюллетеней при выборах в Госдуму выдавать в одни руки согласно доходу избирателя. Ну и, на всякий случай, изъять у России ядерное оружие (намек не неполное доверие российским правителям).
Но самый гнусный и вульгарный нарыв вырос в одном из салонов нашей рафинированной гуманитарной интеллигенции. Трудно определить платформу, на которой они кучкуются, но это пока не важно. Они активны в медийном пространстве и заслуживают внимания. Их идея – постиндустриализм, для прорыва в который требуется «революция интеллектуалов». Они мечтают о выведении не просто новой породы людей («сверхчеловек» – это мелко), а нового биологического вида, который даже не сможет давать вместе с людьми потомства. Этот вид и возникнет в ходе «революции интеллектуалов», как мессианский «класс-для себя» должен был возникнуть входе пролетарской революции в странах цивилизованного Запада.