Угрозы России. Точка невозврата

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Это специфический тип революций, который иногда обозначается словом «бархатные», «цветные», а в России чаще словом «оранжевые» – по названию самой крупной из них, которая произошла на Украине в конце 2004 – начале 2005 года. Две другие сходные революции имели место в 2000 г. в Югославии и в 2003 г. в Грузии. Предшественницы «оранжевых» революций – «бархатные» революции 80-х годов в восточноевропейских странах.

Эти неклассические революции по многим своим важнейшим признакам отличаются от прежних и классовых, и цивилизационных революций. Те, кто следуют представлениям о революциях, принятым в историческом материализме (революция – это смена формации), даже

отрицают за «бархатными» и «оранжевыми» операциями по смене власти статус революций.

На деле «оранжевые» революции не просто приводят к смене властной верхушки государства и его геополитической ориентации, а и меняют основание легитимности всей государственности. Более того, меняется даже местонахождение источника легитимности, он перемещается с территории данного государства в метрополию, в ядро мировой системы капитализма. Признают США, что на выборах победил Ющенко – и его режим становится легитимным. Признают США, что Каддафи – диктатор, а «народом Ливии» будет назначена небольшая группа «повстанцев», и ради утверждения их «легитимной власти» НАТО будет почти год бомбить всю страну.

Да, «оранжевые» – это не классические революции. Но общественные явления и не ограничиваются классикой. Смена власти и в Грузии, и на Украине сопровождалась глубокими структурными изменениями не только в государстве и обществе этих стран, но и в структуре мироустройства. Две постсоветские территории резко изменили (хотя бы на время) свой цивилизационный тип и траекторию развития – они вырваны из той страны, которая еще оставалась на месте СССР, пусть и с расчлененной государственностью. Они перестали быть постсоветскими. Будущее покажет, будет ли это новое состояние устойчивым, но в тот момент приходилось признать, что свершилась именно революция.

Для описания «бархатных» и «оранжевых» революций, которые сложились как технология свержения власти в самые последние десятилетия ( на пороге постмодерна ) – нет необходимости вдаваться в детальную классификацию множества революций второй половины XX века. Перед нами явление качественно новое, однако в него включены многие элементы прежних революций (обзор предыстории «цветных» революций и, более подробно, описание таких революций в 2000–2005 годы, особенно с точки зрения угроз для России, дается в [261]).

Мы видели революции, в которых часть общества добивалась изменения общественного строя, но при этом формационные изменения поначалу были лишь инструментами изменения, а не целью. Таковы были и Февральская революция 1917 года, и революция либеральной интеллигенции в СССР, и массовый порыв части украинского общества в 2003–2004 гг. Но мы видели и революции, которые другая часть общества производила, чтобы предотвратить эти изменения – и для этого приходилось переделывать общественно-экономические структуры. В 1917 году большинству, не принявшему либерально-западнический проект кадетов, пришлось пойти на революцию с очень глубокой трансформацией всего жизнеустройства – поначалу этого не предвидели.

Для понимания хода революций надо вглядываться не только в противоречия, созревшие в базисе общества, но и в процессы, происходящие или возбуждаемые в надстройке общества – в культуре, идеологии и сфере массового сознания. Грамши дал сильную теорию таких революций, а в последние полвека накапливается и систематизируется богатый эмпирический материал. Эта работа достигла того уровня зрелости, когда появилась возможность быстро разрабатывать технологии таких революций

применительно к конкретной социокультурной обстановке. Для всех стран, не входящих в «метрополию» современного Запада и пытающихся противостоять втягиванию их в периферию этой метрополии, именно технологии этих «цветных» революций будут в среднесрочной перспективе представлять главную опасность их независимости. Эти технологии обеспечиваются мощью западных наук о человеке и обществе, а также СМИ, что обходится гораздо дешевле, чем обычные войны, и не вызывают протестов в собственных обществах.

Для государства эти революции создают опасность свержения властной верхушки и глубокого изменения политической системы, стратегических целей и критериев. Типичным примером такой смены была замена Горбачева на Ельцина в 1991 г. Команда Горбачева сделала для демонтажа советской системы все, что позволяли доктрина, риторика, сам образ этой команды. Под лозунгом «Больше социализма! Больше социальной справедливости!» нельзя было проводить обвальную приватизацию. Такие несуразности снимают наваждение, процесс может выйти из-под контроля. Поэтому была проведена операция «свержения» Горбачева. Граждане смотрели политический спектакль и верили в него настолько, что и спустя 20 лет Горбачев может появляться на сцене и рассказывать, как он страдал оттого, что ему не удалось устроить «социализм с человеческим лицом».

Для нынешней России, которая утратила защиту «мирового социалистического лагеря», а затем и СССР, растеряла союзников и статус великой державы, погрузилась в системный кризис и утратила контроль над большой частью своего народного хозяйства, революции этого типа представляют собой непосредственную и чрезвычайную угрозу. Можно сказать, что этот дамоклов меч висит над государственностью РФ со времен «оранжевой» революции 2005 года на Украине. Тогда в РФ была создана организационная база российского «оранжевого» движения, которая совершенствовалась и тренировалась, став во время президентства Д.А. Медведева развитой сетью с высокой активностью на общественной арене.

Государство и вся политическая система обычно исходит из более или менее устойчивых представлений о грозящих им опасностях и угрозах. Это входит в привычку. В момент единения или хотя бы гражданского мира между властью и обществом эти представления в главном совпадают, а в условиях раскола общества и разброда во власти «карты опасностей», из которых они исходят, сильно различаются [98] .

В предельном состоянии Смуты в умах царит хаос – государство и общество становятся беззащитными, т. к. перестают видеть реальные угрозы и не могут соединиться для их отражения. «Цветные» революции – это революции смуты и хаоса.

Россия, в общем, как все страны в переходном состоянии, очень уязвимы перед этими революциями. Наша интеллигенция до сих пор обучается урокам революций позапрошлого поколения. Причины этого фундаментальны. Первая – мировоззренческое несоответствие власти. Оно выражается, прежде всего, в унаследованном от философии модерна механицизме, навеянном ньютоновской картиной мира представлением об обществе и государстве как машинах. Происходящие в них процессы до сих пор видятся как движение масс под действием сил. Соответственно, и угрозы государству власть видит как массу противников, накапливающих силу, которую они собираются обрушить на защитные силовые структуры государства.