Уход на второй круг
Шрифт:
— В веревочный парк!
— Готовилась? Изучала матчасть?
— Нет, просто смотрю по сторонам, в отличие от некоторых.
— Мне положено смотреть на тебя. А ты мокрая.
— Мокрая! Но хочу в парк.
— Заболеешь, Ксень. Засядем с тобой и малиной. Никуда больше не выпущу.
Она вздохнула.
— На больничный отправлю. Неделю минимум, — продолжил он натиск и для убедительности сдвинул брови.
— Не получится! — хихикнула она.
— Почему это?
— Потому что врачи скорой не отправляют на больничный. Даже я знаю.
— Не
— Неа, — решительно помотала она головой. — Не хочу, чтоб ты меня лечил.
— Ты мне не доверяешь?
— Доверяю, — ответила она, не раздумывая. — Просто не хочу.
— А кого хочешь? — его бровь чуть изогнулась.
— А ты сейчас о чем?
— Я о врачах. А ты?
— А я… — она резко остановилась и повернулась к нему — лицом к лицу.
У него перехватило дыхание. Сбилось внутри что-то хрупкое. И у самых ее губ он проговорил:
— А ты…
И вновь целовал. Вторгался языком в ее рот, касался мягкого и теплого, исследовал, играл. Влажно. Сминая руками тело, прижимая к себе. С ума сходя от ее близости, от волглости одежды и волос, от запаха дождя и духов.
Ксения дышала рывками и ничего не видела — все кружилось разноцветными пятнами. И она сама была сосредоточена на кончиках пальцев, которыми чувствовала его кожу, на кончике языка, ожидающего его, отвечающего, не отпускающего.
На короткое мгновение оторвалась от Глеба и выдохнула:
— А я сейчас здесь и с тобой.
Он обжег ее синевой взгляда. Улыбка медленно-медленно поползла по его лицу — начиная с глаз, заканчивая уголками губ. Он верил. Что она здесь и с ним — он верил. Разделить настоящее — получалось?
— Ксенька… — прошептал Глеб, сжимая пальцы на ее руках. Близко — тело к телу. Закрывая глаза, хмуря лоб, сосредотачиваясь на ней одной. И на этой секунде, которая не принадлежит ни прошлому, ни будущему.
Ксения быстро чмокнула Глеба в губы и заерзала в его руках.
— Я парк хочу! — проворчала она обиженно.
— Ладно, пошли в парк. Но это… Потом греться, ладно? Не июль все-таки.
Ксения махнула на него рукой и потащила за собой.
Одна из немногих прелестей маленьких городков заключается в том, что за пять минут ты оказываешься совсем в другом районе этого самого городка. Только ты целовался на мосту, промокая под проливным ливнем и совершенно этого не замечая, как почти сразу же топаешь по нешироким аллеям парка, почти не тронутым дождем. Они надежно защищены от непогоды густой листвой многочисленных деревьев. Среди этой листвы и расположился веревочный парк — явная мечта Ксении Басаргиной, обожавшей аттракционы всех видов и сортов. И даже отказ Глеба составить ей компанию не испортил ее настроения.
Она торжественно вручала ему промокшую ветровку, радостно облачалась в страховочные ремни, весело корчила рожицы в камеру, когда застегивала шлем и поднималась по ступенькам на стартовую площадку. Потом выпадала на некоторое время
Прямиком к Глебу, ожидавшему ее внизу. На земле.
Он активно «болел» за нее, что-то выкрикивал и заразительно хохотал, когда она тормозила на некоторых препятствиях. Не большой любитель аттракционов, он, тем не менее, безошибочно чувствовал, что ей это надо, что она это любит, что внутри нее все еще сидит ребенок, которому необходимо иногда выбираться наружу, чтобы захватить немного воздуха и жить дальше в то время, как взрослая Ксения Басаргина покоряет новые вершины.
Пока она прыгала, к Парамонову прибился мальчик лет трех, кричавший громче Глеба и точно так же как он весело подбадривающий Ксению. Круглолицый, огненно-рыжий и конопатый, непонятно откуда взявшийся, он махал ей рукой и верещал, что она смелая, «п'ям как папа».
— А мама твоя где? — подмигивая ему, уточнил Глеб на всякий случай.
— С бабушкой, — сообщил ребенок, ничуть не обеспокоившись. Из чего стоило заключить, что, видимо, означенные особы где-то в зоне досягаемости. Парамонова этот ответ вполне устроил. Потому он указал на Ксению и спросил:
— Нравится тетя?
— Касивая!
— Ксень, ты касивая! — громко расхохотался Глеб — внизу на земле к ней в небо.
— Чего? — переспросила она, но тут же вернулась к насущному — петлям «крылатых качелей».
— Этот молодой человек утверждает, что ты касивая! — прокричал он в ответ и ткнул пальцем в рыжика. — Тебя, кстати, как зовут?
— Вадик, — представился он.
— Вадик сказал! — повторил Глеб Ксении.
— Отстаньте оба, — не глядя вниз, прокричала Басаргина.
— Боишься грохнуться?
Ответ он получил не сразу. Сначала Ксения добралась до очередной площадки, предпоследней. Еще одно препятствие — и долгожданный троллей. Она глянула вниз и рассмеялась.
— Во-первых, выключи доктора. Ты мне сегодня уже больничный выписывал. Во-вторых, где ты откопал ребенка? И это меня нет рядом двадцать минут. Я боюсь представить, кого ты находишь, когда меня нет сутками.
— Бомжей, алкоголиков и бабулек с давлением! Ничего серьезного, Ксёныч!
— Вот именно, — сказала она без улыбки и потопала дальше через препятствие.
Парамонов приобнял мальчишку за плечи и тоже теперь уже без улыбки спросил:
— Мороженое тебе можно? Или сладкую вату?
— Вату! — скомандовал мальчишка, нисколько не стесняясь. И, взяв его за руку, повел к лотку за огромным белоснежным сладким облаком. Оно вышло едва ли намного меньше самого найденыша. А Глеб уже всерьез оглядывался по сторонам в поисках мамы и бабушки, которые, кажется, не думали являть себя миру. Потом вернулись обратно, в исходную позицию. И мальчик грозился поделиться с «тетей» своим величественным сладким «шаликом».