Уходила юность в 41-й
Шрифт:
начавшейся военной поре...
У нас вовсе не оказалось минно-подрывных средств, которые требовались на
переднем крае обороны. Но после отъезда капитана Цындрина за заливку и применение
бутылок с горючим горячо взялся старшина Максунов. И откуда только достал он такое
обилие стеклянной посуды?! Бутылки различных форм и емкостей, флаконы и
флакончики из-под духов и одеколона, пузырьки, в которых некогда содержалось
лекарство... Стоя в очереди за новым
товарищам, шутил:
— У нас, как в парфюмерном магазине!
— Этой парфюмерией танки и иное прочее у врага запросто жечь будем, —
отвечал старшина. — Официально заявляю! Что касается тары, то живую связь с
массами поддерживать надо!
— Например, с аптекаршами... — не унимался Морозов.
— С аптекой, товарищ ефрейтор.
Теперь, шагая по тропинкам, бойцы перебрасываются шутками. Связист Еременко
фантазирует:
— Колы б, хлопцы, цей пляжкой та в тот аэроплан?
— Тоже мне борец с авиацией выискался! — отвечает Морозов. — Ты той
поллитрой на земле хоть управься! К каждой Максунов наклеил этикетку: «Зажигай и
бросай, да смотри не зевай!»
— «Зажигай»! Если я, например, отродясь некурящий! — громко высказывается
кто-то из бойцов, что следуют позади.
— Колы припече, запалишь! — смеется Еременко.
— Так мне пока не положено. Я — в помощниках.
— Значит, научись. Заслужи доверие!
Чем и как оценить широкую натуру и железную стойкость [49] наших ребят? До
предела утомленные за минувшие дни и ночи, они опять идут навстречу лишениям и
опасности, выходят, может быть, на огневую линию.
Догоняю лейтенанта Григорьева.
— Шанцевого инструмента маловато, — озабоченно замечает командир батареи.
— Но, должен сказать, к утру надо окопаться в полный профиль!
— Сумеем, управимся, — отвечаю. — Грунт вроде податливый, а работать будем
беспрерывно, в две смены.
— Теперь об элементах обороны, — не спеша рассуждает Григорьев. — Бутылки,
понятно, примитив. Однако в нашем положении и они — сила. И тут важен пример
командира, я должен сказать! Вот лейтенант Пожогин. Какой молодец!
Днем на тренировке одну из бутылок метнул он, Пожогин. Цель мгновенно
охватило бушующим пламенем. «Вот это оружие! — с восторгом закричал Василий. —
Любой гранате под стать!» Старший сержант Козлихин заметил: «Оно должно быть
сильнее. Это ж оружие против танков. Такое будем внушать всем!»
Политрук Ерусланов поспешил поддержать парторга: «Думаю, на первых порах
бутылками надо вооружать не каждого, а наиболее смелых и физически развитых. На
их опыте будут учиться все. Устроим
Это предложение одобрило командование.
Вступаем на деревянный и старенький мост. «Слабоват, — оценивает Пожогин. —
Перед таким мостом плацдарм должен быть надежным и крепким!» — «Это, между
прочим, единственная переправа на всю округу. Так что сделаем вывод, товарищи!» —
отозвался политрук.
...Утро застает нас в замаскированных окопах, отрытых на невысоком косогоре.
Сверяясь с топокартами, осматриваем местность, намечаем ориентиры.
Перед нами широкая равнина, на которой, переливаясь на ветру, колосится
высокая рожь. Это, вижу, особенно взволновало Пожогина. Осматривая хлебные нивы в
бинокль, он сокрушается:
— В такое время, подлецы, войну затеяли! Пропадет добро зря. Ведь какой
урожай вызревает!
По сторонам поле окаймляют дороги, а за ними — и справа, и слева — тянутся
лесные массивы. Но вот они словно ожили — взошло солнце, позолотило купол
далекой церквушки и заиграло лучами по полю и нашему [50] взгорью. Вскоре на
дороге показалась повозка, за ней — другая, третья... Целая вереница выползла из леса.
Судя по одежде — беженцы.
— Вести наблюдение! — приказал командир батареи.
Повозки приблизились к мосту. Там — наше охранение. Застучали дробно колеса
по настилу. Значит, все в порядке.
Сохранить до поры до времени наше боевое расположение в секрете, чтобы
встретить врага огнем в упор и бить наверняка,—одна из наших задач. Но противник
неожиданно сам открыл сильный артиллерийский огонь. Снаряды ложились вблизи
окопов и пулеметных гнезд. Вжавшись в укрытия, бойцы и командиры глубже
нахлобучивали каски, а ефрейтор Морозов, когда ухали разрывы, пробовал шутить:
— Ты поверь, что все дрожит, как летит шестидюймовый!
Командир батареи, направив бинокль в одну точку, вдруг воскликнул с досадой:
— Конечно, огонь корректируется с колокольни! Преимущество высот очевидное.
Снова пролетели над головами снаряды. Закачало из стороны в сторону окоп. Где-
то послышались стоны раненых. И сразу наступила тишина. Остро пахло гарью.
— Теперь, гляди, атака последует! — крикнули за нашим бруствером.
Она в самом деле не заставила ждать. Колонной двигались фашисты по дороге,
что огибала косогор слева. Шли танкетки, за ними — автомашины с пехотой, гарцевали
кавалеристы. А на дороге справа опять появились повозки с беженцами!
— Это, должен сказать, странное совпадение. Или задуманная провокация, —