Уходила юность в 41-й
Шрифт:
буду воевать как коммунист!
После политинформации партийная организация батареи приняла в свои ряды
разведчика Морозова.
3
Через день противник сравнительно крупными силами повел наступление на
нашем участке. Замыслы фашистов, однако, заблаговременно разгадало наше
командование. Сразу, как только стрелковые части вышли на рубеж обороны, в тыл
врага направились разведывательные группы. Они обнаружили сосредоточение
танковых и моторизованных
пунктах. Это заставило ускорить оборудование и маскировку оборонительных
сооружений на переднем крае, быстрее и выгоднее разместить огневые точки, создать
надежное прикрытие в предполье, обеспечить противовоздушную оборону и охрану
тыла. Последнее, в частности, возлагалось на нас.
Всю прошедшую ночь мне пришлось вместе со связистами прокладывать
проводные линии, соединяя командный пункт полка с нашими подразделениями,
которым было поручено вести борьбу с возможным десантированием противника.
Связисты действовали осмотрительно и умело, несмотря на рельефные трудности,
болотистую и сильно пересеченную местность.
Уже брезжил рассвет, когда я вернулся на свой наблюдательный пункт, где
властвовали тишина и спокойствие. Лишь Еременко приглушенным голосом спрашивал
в телефонную трубку: «Сосна! Сосна! Я — береза!» На мой вопрос о том, куда
девались Ерусланов, Пожогин, Козлихин с разведчиками, он ответил: «Ушли еще ночью
всей группой». Куда, зачем — он не знал. Командир батареи, как сообщил Еременко,
находится на командном пункте полка. Я зашел туда, чтобы доложить о том, что связь
налажена.
Полковник Григорьев стоял в окружении штабистов. Сам он, слегка сутулясь,
опирался на бруствер, вглядывался в затуманенное предполье. Поворачиваясь то к
одному, то к другому, рассуждал:
— Из сведений, которыми располагаю, могу судить, что противник
предпринимает наступление на нашем участке не случайно. На наших флангах
фашисты натолкнулись [59] на серьезное сопротивление. Им, естественно, захотелось
испытать свои возможности здесь, у Колок. Авось, мол, удастся проникнуть через
болотистую местность, где наша оборона, по их расчету, у нас слабее. Ведь основные
силы 5-й армии брошены на Киевское шоссе, под Луцк и Ровно, и на наш правый фланг,
к Ковелю... Удастся, полагают, рассечь фронт 5-й армии в здешних местах, чтобы выйти
в тыл нашей армии. Это, конечно, мое предположение. Но в нашей беседе командир
195-й дивизии генерал Несмелое высказал, по существу, такое же мнение. Отсюда
вытекают ответные меры. Комдив 195-й наверняка обеспечит устойчивость обороны.
Мы, артиллеристы,
Вижу, как ко мне направляется лейтенант Григорьев. Я доложил о выполненной
задаче, а он: «Этим, должен сказать, не ограничивается наше участие в операции. Мы к
тому ж действуем, как саперы!» И по дороге рассказал об инициативе, которую проявил
политрук Ерусланов.
У нас по-прежнему испытывается нехватка средств, чтобы надежно прикрыть
передний край минным полем. Вот и предложил Степан Михайлович: пусть стрелковые
части минируют фланги обороны по дорогам, ну а ржаное поле, что в центре, возьмем
на себя! Устроим врагу фейерверк, чтоб сгорел он в огне! Ведь наш политрук из Тулы
— опытный инженер-оружейник.
О подробностях Григорьев не сказал, а я постеснялся расспрашивать.
* * *
Вставало солнце. Оживал лес. Дороги были озарены нежным светом. Эту
безмятежную картину летнего утра вдруг нарушил тяжелый гул. Шли самолеты.
Девятка пикировщиков закружила карусель над нами.
Такую бомбежку мне довелось испытать впервые. С визгом и завыванием
самолеты кидались вниз. Дрожала земля, окопы трясло и раскачивало, уши словно
заткнуло.
Где-то кричали: «Залпами, с опережением... Пли!» Возле бомбовозов проносились
огненные трассы. Это наши зенитчики из-за реки били из полуавтоматических пушек и
крупнокалиберных пулеметов. И тут один из «юнкерсов» задымил. Сваливаясь на
крыло, он поспешил за лес. Другие самолеты убрались вслед за ним. [60]
На переднем крае ликовали: «Так их, чтоб неповадно было!» Раздалась команда:
«Приготовиться к отражению атаки!» И все вокруг замерло.
Из леса, одновременно слева и справа, выползли танки и танкетки. Сверкая
гусеницами, разворачивались, шли на сближение друг с другом. В голову вырвался
танк, сзади выступами к нему подстраивались танкетки. Так и двигались они, семь
машин, в строгом порядке, словно на смотру.
— Излюбленный прием, пресловутый танковый клин, — проговорил командир
батареи. — Расчет на слабонервных.
Артиллерийские разрывы стеной встали перед нашей обороной. Но не рвались,
скорее, гулко хлопали снаряды, испуская струи ржавой пелены. За дымовой завесой
один за другим рванули взрывы. Это свое первое эхо подало наше минное поле — там,
где два дня назад наш КВ вел свой поединок с вражескими танками и мотопехотой.
Уносило дым, и сквозь поредевшую завесу стало видно, как на поле застыли две
изувеченные танкетки. Но передние машины, а за ними грузовики с пехотой и