Уходите и возвращайтесь
Шрифт:
Меня? — с испугом переспросил Черепков. Славка подмигнул Никите. Алик окончательно выздоровел… Дар речи к нему вернулся сразу же после прыжка, а вечером того же дня ребята, надрывая от смеха животы, слушали рассказ о первом приземлении незадачливого парашютиста. Соображать Алик начал только в подвесной системе. Ни гулкого хлопка купола, ни рева удаляющегося вертолета он, естественно, не слышал. Не почувствовал даже боли, когда его тряхнуло и заплечные лямки впились в тело. Все существо заполнила одна-единственная радостно-жгучая мысль: жив, невредим!
Алик осмотрелся. Выше плыли облака, а внизу
Его отнесло в сторону от аэродрома километра за три. Когда он попытался определить, куда все-таки попал, то с удивлением обнаружил, что опускается прямо на деревню.
У земли ветер был особенно силен. Алик наискосок пролетел над избами и рухнул на скотный двор, в самую гущу мирных, но к весне обычно голодных и потому злых колхозных коров. Как развивались события дальше — неизвестно. Алик говорил, что сражался за свою жизнь, как тореадор. Этому, естественно, мало кто верил. Но когда через несколько дней на имя начальника училища пришло письмо, в котором разгневанный председатель требовал возместить убытки за разнесенную вдребезги изгородь, сарай и покалеченных в свалке коров, то буквально все, начиная от курсантов и кончая преподавательским составом, зашлись в приступе неудержимого хохота. Репутация Алика была восстановлена…
— Так вас только деньги интересуют, Черепков? — повторил свой вопрос Баранов.
— Если бы они меня интересовали, — насупился Алик, — я бы и сейчас в Одессе жил.
— Гм, — сказал Баранов. — А я считал, что у нас принцип для всех один: от каждого по способностям, каждому по труду.
— У нас по потребностям, — заметил Алик.
— Коммунизм, значит. — Баранов кашлянул в кулак и весело усмехнулся: — Ну, иди, проверим твои способности.
Черепков занял место в кабине тренажера, и она мгновенно завращалась, заваливаясь то вправо, то влево.
— Одновременно с операциями докладывайте последовательность! — приказал Баранов. — Начали!
— Переключаю радиокомпас… Доворачиваю. Уменьшаю обороты…
— Отставить! Снова.
— Переключаю радиокомпас с дальнего на ближний. Доворачиваю. Уменьшаю обороты двигателя.
— Отставить!
Черепков с явным недоумением, точно спрашивая: «Ну, чего ты от меня еще хочешь?» — посмотрел на инструктора.
— Неважные у вас способности, Черепков, — проговорил Баранов недовольным и скучным голосом. — Давайте полные формулировки и соблюдайте последовательность. Выполняйте задание!
Алик зло поджал тонкие, нервные губы:
— Переключаю радиокомпас с дальней приводной на ближнюю. Доворачиваю самолет на посадочный курс. Уменьшаю обороты двигателя. Выпускаю щитки-закрылки. Докладываю: «Закрылки выпустил!» После команды «Посадку разрешаю!» — сажусь.
— То-то, — улыбнулся Баранов. — Как распределяете внимание по приборам?
— Авиагоризонт, вариометр [1] , высотомер, АРК [2] ,
1
Вариометр — навигационно-пилотажный прибор, указывающим скорость набора высоты или снижения летательного аппарата.
2
АРК — автоматический радиокомпас. Самолетный радиопеленгатор для измерения направлений на передающие радиостанции.
3
ГПК — гирополукомпас. Гироскопический прибор, предназначенный для кратковременного выдерживания самолета на заданном курсе и выполнения разворотов на заданные углы.
Баранов обвел глазами притихший класс.
— Верно, Мазур?
— Верно.
— Тогда можно лететь. Со мной.
— Пока с вами, — не утерпел Черепков, выбираясь из тренажера.
«Як» выкатился на рулежную дорожку и, подпрыгивая, побежал к месту старта. Баранов запросил разрешение на взлет. «Як» надсадно зазвенел и, когда звон перешел в могучий рев, вдруг рванулся, стремительно набирая скорость и подминая под себя серую ленту взлетной полосы. Никита непроизвольно сжал ручку управления.
— Не надо, — спокойно сказал инструктор.
В следующий момент толчки прекратились, и земля плавно провалилась. Самолет шел в набор. Никита осмотрелся. Под крылом промелькнули зеленые пятиконечные звезды палаток, крутой изгиб реки, вышка для прыжков в воду. На ней торчал какой-то парень. Вот он взмахнул руками — Никита это скорее почувствовал, чем увидел — и прыгнул. Чуть правее по железнодорожной насыпи ползла длинная вереница игрушечных вагонов, а слева и спереди, насколько видел глаз, раскинулась необъятная гладь зеленеющей степи.
— Красиво, говоришь? — спросил Баранов. Никита от неожиданности вздрогнул, но, увидев в зеркальце смеющееся лицо инструктора, улыбнулся:
— Я ничего не говорю.
— А мне показалось, что ты любуешься… Как самочувствие?
— Отличное, — кивнул Никита.
Но не успел закрыть рот, как горизонт резко перевернулся, и в следующее мгновение он повис на ремнях. Его прижало к борту фюзеляжа. Никита невольно вцепился в борта кабины, но машина уже вышла в горизонтальный полет. Все встало на свои места. Он с облегчением перевел дух, но его снова вдавило в сиденье, и он снова оказался вниз головой. «Петля Нестерова, — определил Никита, — переворот, бочка, иммельман».
— Как это тебе нравится? — спросил инструктор. «Як» быстро набирал высоту.
— Качает, — неопределенно сказал Никита. — Как в люльке. А так ничего, жить можно.
Земля вдруг вздыбилась и завертелась. В кабину ворвались не три или четыре, а десятка два солнц, и завращались они с такой быстротой, что небо мгновенно стало похожим на яичницу. Никита не понимал, что делает Баранов, но «Як» в одну секунду превратился в дикую необъезженную кобылу. Он то падал, переворачиваясь, то его швыряло в сторону, то, натужно ревя мотором, он устремлялся ввысь.