Уинстон Черчилль
Шрифт:
Уинстон прочитал еще раз — вдруг он чего-то не понял. Третий, четвертый… Не видя в прочитанном тексте никакого смысла, он решил сделать то, что у него всегда получалось хорошо — выучить наизусть. Но оказалось, что этот трюк проходит только с чем-то интересным, суть чего он понимает!
— Mensa — о, стол, — бормотал Уинстон. — Господи… Если вся латынь такая, мне ее никогда не победить!
Вернулся учитель.
— Как успехи? — спросил он, рассматривая свои желтоватые ногти.
— Mensa — стол, mensa — о, стол, — бодро начал Уинстон.
Строгий учитель поднял на него глаза. От волнения мальчик даже вспотел, а только что выученные
— Mensae — столом… От стола… Со стола…. — пытаясь определить «правильный ответ» по непроницаемому лицу латиниста, бормотал он.
— Ясно, — отчеканил учитель, поджав губы. — Вы хоть поняли, о чем это?
— Возможно, это какая-то молитва о столе? Молитва того, кто не имеет стола и кому он очень нужен, — предположил Уинстон. — Ведь во многих странах молятся именно на латыни!
— Интересная версия. Но ложная, — глумливо сказал учитель. — Может, вы хотели бы задать вопрос?
— Да! — воскликнул Уинстон. — Почему «mensa» означает не только «стол», но еще и «о, стол»?
— Это звательный падеж в латыни. Он используется, когда вы обращаетесь к столу, взываете к нему, — учитель уловил выражение ужаса на лице нового ученика и вздохнул. — Не поняли? Когда вы говорите со столом.
— Но я не разговариваю со столами! — воскликнул Уинстон.
— За грубость вас накажут. И поверьте, весьма строго, — забарабанив пальцами по столу, сказал учитель. — Безнадежный случай. Даже хуже, чем я ожидал.
Он вышел, оставив озадаченного мальчика одного.
«Mensa, — думал Уинстон. — Вот что действительно безнадежно. Бред какой-то».
Вскоре появился еще один человек — пожилой. Уинстон мгновенно определил, что это не учитель, а кто-то «безопасный». Мальчик почти успокоился, когда этот слуга велел ему идти за ним в комнату. «Наконец-то», — радостно подумал Уинстон. Но идя по коридору, действительно освещенному настоящими электрическими лампочками, в разговоре двух мальчиков он четко услышал слово «розги».
В день рождения, когда будущему премьер-министру Великобритании исполнится восемь, его посетит няня. Элизабет Энн спросит своего воспитанника, нравится ли ему в школе. Но мальчик, который уже успеет понять, что в Сент-Джордж «даже стены имеют уши», станет уверять ее, что все отлично — совсем как его кузены.
На самом деле ему часто доставалось на орехи. Он шалил, не думая о последствиях, грубил учителям, постоянно отвлекался на уроках, погружаясь в мир собственных фантазий. И главное, Уинстон никогда никому не пытался понравиться. Подлизывание они считал унизительным — даже более унизительным, чем постоянные телесные наказания, практиковавшиеся «в самой прогрессивной школе Великобритании». Не менее унизителными Уинстон считал жалобы.
Только через два года, когда мальчик сляжет с тяжелой нервной горячкой, и его срочно заберут домой лечиться, няня, ухаживая за ним, обнаружит на его теле следы побоев. Она, возможно, самый близкий человек с его рождения, немедленно доложит леди Черчилль. Та поговорит с мужем, и Уинстона сразу переведут в школу в Брайтоне — пусть менее престижную, но без телесных наказаний.
Уже не боясь розг, мальчик стал лучше учиться. Математика и латынь так и не смогли заинтересовать его. А вот история и другие гуманитарные дисциплины действительно увлекли Уинстона. Он также полюбил конный спорт, фехтование и плавание, где показывал высокие результаты. Но к боксу, бегу, силовым и командным видам спорта так и остался равнодушным. И поведение его не изменилось:
Таким он и был всю жизнь: способным прилагать огромные усилия к тому, что его увлекало, совершенно «безнадежным» в предметах, которые не затрагивали потаенных струн его души, равнодушным к чужому мнению о себе и просто «непослушным мальчишкой». Не хулиганом, а человеком, который не признает авторитетов и при любых обстоятельствах поступает по-своему. Всегда.
1. Какие наказания применялись в школах Великобритании в XIX веке?
2. Из-за какого школьного предмета Уинстон был напуган и усомнился с своих способностях?
3. Почему родители Уинстона были вынуждены отправить мальчика в закрытую школу?
Раздел четвертый
«Успех — это способность двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма»
География. В школе Хэрроу должен был состояться очередной экзамен, и именно от его результатов зависел перевод Черчилля в военный класс. Конечно, Уинстон предпочел бы всякий раз сдавать историю или английский, а никак не этот скучный предмет!
«Зачем офицеру география, когда есть замечательные карты», — рассуждал 13-летний подросток. Он был едва ли не последним по успеваемости среди учеников своего заведения. По географии он имел массу «хвостов» и «пробелов».
«Так, сколько у нас билетов? Сорок шесть? Ладно, положимся на провидение», — решил он. Парень взял ножницы, бумагу и нарезал 46 полосок. На каждой из них он решил написать названия стран и местностей, которым был посвящен тот или иной билет. «Индия», — вывел он аккуратно чернилами. Затем, сообразив, что эти бумажки нужны только ему, а времени мало, Уинстон стал царапать карандашом.
Полоски быстро покрывались сокращенными надписями: «Фр» — Франция, «Яп» — Япония, «Бур» — Южная Африка, по названию европейских переселенцев, которых называли «бурами». Все бумажки подросток положил в шляпу и тщательно перемешал. Уинстон вздохнул, закрыл глаза и вытащил одну-единственную, которую был способен выучить за несколько часов, остававшихся до экзамена.
«НЗ» — значилось на полоске бумаги. «М-да, — подумал Уинстон. — Лучше бы Антарктида». Тем не менее, он развернул карту и учебник на странице, где было изображено два крупных острова и несколько мелких.
Их рассадили — каждый за отдельный стол. Отобрали все, вплоть до линейки, велели вывернуть карманы. Трое экзаменаторов строго следили, чтобы никто из мальчиков не имел ни малейшего шанса списать.
Наш герой с ужасом наблюдал, как к нему приближался мешочек, из которого каждый должен был собственными руками вынимать приговор. Шансы поймать удачу были минимальны: 1:46. «Сколько это в процентах? Два? Три? Нет, кажется, два», — в панике думал он. Если бы Уинстон лучше знал математику, в частности, изучил теорию вероятностей, он бы понял, что на самом деле его шансы составляют около 5 %. Но и это вряд ли бы его утешило.