Украденная душа
Шрифт:
– Ну как же? Мы ведь в Эдду идём, – хрипло отозвался старик, – а там, говорят, зефиры дуют.
– И правда… Ну хорошо, Зеф! Как думаешь, далеко ещё до стоянки паломников?
– Вёрст пять, не меньше. Один бы не решился пойти, но с тобой, дорогая, мне ничего не страшно. Кажется, я даже помолодел лет на десять! Не хромать бы ещё, а то больно уж медленный стал. И не скучно тебе со мною тащиться?
– Что ты, дядюшка, более верного и мудрого попутчика я бы не нашла! И потом… Спешить нам некуда. А если слухи правдивы и та женщина действительно исцеляет людей, может, она и твои ноги вылечит.
–
Некоторое время путники шли в тишине, наслаждаясь сухим и тёплым днём. По правую сторону над ними возвышались могучие и неизменно зелёные деревья Эльтриса, а слева шумели пожухшие заросли камыша. Первой заговорила Исма:
– Жаль, что бабушка не с нами, Зеф… Знаешь, она ведь стала очень набожной, после того как брат исчез. Молилась Палланте и почти разуверилась в Хранителе.
– Её можно понять, доченька, – ответил старик и воздел руки к небу. – Камень-то он и есть камень… Стоит себе, молчит и ничегошеньки с ним не случается: хоть дождь, хоть снег – всё в одной поре. А вот розоперстая Палланта каждое утро садится в солнечную ладью и плывёт по звёздной дуге, освещая наш мир и прогоняя Вечный Мрак. – Зеф поперхнулся и громко откашлялся в кулак. – Ага-ага, тот самый мрак, что царил в Эосе до Неё и будет царить после, когда лиходействами своими люди наконец сами себя и погубят.
– Может, бабушка сейчас там, с Богиней? – Исма сняла капюшон и глубоко втянула осенний воздух. – Глядит сверху на нас и радуется, что хоть кто-то из Валь’Стэ чтит Палланту и ходит Тропами Света.
– Однажды узнаем наверняка, а пока надобно жить.
Старик внимательно посмотрел на Исму. Она молчала, поглаживая пальцами правой руки шерстяную верёвочку, что обвивала шею тонкой зелёной змейкой. К верёвочке был привязан льняной мешочек, в котором лежало нечто крохотное и почти невесомое.
– Что это у тебя за украшенье такое, а? – спросил старик. – Поди, жених подарил? Видел-видел я, как деревенские за тобой ухлёстывают! То один приударит, то второй, ага-ага…
– Да уж дождёшься от них. – Исма нахмурилась и покраснела. – Нет, дядюшка, это воспоминание о брате – орешек макаддовый. Я ведь ему много таких на Ом’шу’нагок собрала, но затем была эта странная вспышка и… – Взгляд Исмы вдруг сделался туманным. – Я уснула тяжёлым, беспробудным сном, словно души все разом покинули тело и не желали возвращаться. Продолжалось это мучительно долго, но когда я всё-таки очнулась, в руке моей лежали те самые орешки.
Зеф понимающе кивнул.
– Но как это могло быть? – спросила Исма, сражаясь с нахлынувшими чувствами. – Ведь Дух Совы забрал их, а Тари так и не вернулся!
– Не знаю, доченька, не знаю… – Старик потёр лысую голову. – Давно это было. Уж восемь зим прошло. Вон ты теперь какая: красавица, расцвела, словно дикая яблонька по весне, ага-ага! – Ковыляя, Зеф обогнул выросший на пути валун. – У меня Тар появился на третью ночь, после Долгой Песни. Помог я парнишке, переправил его через реку и пообещал, что буду каждый день ждать, коли захочет вернуться. Больше я его не видел, да только…
– Что, дядюшка?
– Недели не прошло, собрался я лодку чинить, взял инструменты,
Старик безмолвно зарыдал, закрывая лицо руками. Исма тоже не смогла сдержать слёз. Они обнялись и долго ещё стояли, изливая друг другу общее горе.
Исма поцеловала Зефа в мокрую щёку, взяла под руку и тихонько повела дальше по непрогретому солнцем песку.
– У меня есть чувство… – сказала она. – Не могу объяснить, но просто знаю, что Тар жив. Я обязательно его отыщу. То, что ты рассказал, лишь подтверждает мои догадки.
– Как же ты будешь его искать? – спросил Зеф.
– Сначала я много молилась Палланте, – словно бы не заметив вопроса, сказала Исма, – как бабушка Омма, но Алая Богиня нас не слышала, а все кругом шептались, что Тар был проклят и потому ушёл из Валь’Стэ. Некоторые и на меня косо поглядывали да распускали сплетни, что, мол, на дочери Вэлло тоже часть того проклятья висит; что колдовством тут пахнет, не иначе.
– Ой, народу только дай повод, – проворчал старик. – Они и не такое придумают. Сто лет о волшебниках ни слуху ни духу. Перевелись, поди? Но мне-то, лодочнику, почём знать.
– В Валь’Стэ их точно нет. Но как-то я спросила у Хакки, встречал ли он настоящих колдунов, а тот, представляешь, поправил тюрбан, перо пригладил и говорит: «Разумеется, госпожа моя! На Ильваре и на Ильсате, а от хазгошского чародея так и вовсе еле ноги унёс».
– Этот Хакка – человек, конечно, хороший, но сказочник редкостный. Ты всему-то не верь, что он сочиняет, ага-ага! Ему ведь для дела не грех и наврать с три короба.
– Понимаю, – согласилась Исма, – но что, если Хакка не лгал? Вдруг остались те, кто колдовать умеют? Я бы к одному из них в ученицы напросилась, а потом, возможно, с помощью чар брата нашла и домой вернула.
– Но волшебники-то – племя тёмное, злое! – Зеф схватился за голову и от страха прикусил губу. – Помнишь поговорку: «С колдуном поведёшься – горя напьёшься»?
– Ну, полно тебе. – Исма даже отмахнулась от слов старика, как бы отводя беду. – По-моему, бессилие страшней любых чар будет… Страшно смотреть в глаза безутешной матери. Страшно смотреть на отца, что поддался отчаянию и заливает скорбь вином. Вот что мне страшно, а волшебников я не боюсь.
Зеф тяжело вздохнул и ничего не ответил.
Ближе к закату они достигли устья реки Эдд, одного из крупнейших притоков Ошу, и пошли вдоль её берега, на север. Древняя Чаща осталась позади. Путники брели по заросшим травой тропинкам. Вместо зелёных деревьев всюду сверкали золотом ветвистые дубы, каштаны и ольховины. Здешний лес казался им удивительно светлым и чистым, сотканным из огненных паутинок и солнечных зайчиков. Дышать было легко, и старик радовался, что ноги его больше не тонули в песках, а шагали по твёрдой земле.