Украденное имя
Шрифт:
– Нет, - Ирату усмехнулся.
– Это тебе не грозит. Попробуй. Тебе нужно сделать это сейчас, иначе будет поздно, я уйду и не смогу тебя прикрывать. Оглянись вокруг. Что ты видишь?
Йаллер отчаянно пытался немедля включиться в то, что предлагал Ирату, но получалось не слишком.
– Осень...
– ...нет, не так!
Сильный толчок - извне, как нематериальная волна. Строй мыслей... изменить строй мыслей? Он чувствовал, что у него голова идёт кругом. Иначе думать? Иначе чувствовать? Как?..
– Нет уж, никакой паники!
– Извини.
Он попытался овладеть собой. Да, осень, и что же... Как
– Думай плавнее. Не так резко и дёргано.
Йаллеру показалось, что мысль ускользает, что она змеится, как поднятая ветром стайка тёмных листьев. Какие же здесь странные осенние листья, - не жёлтые, а почти чёрные и круглые...
– Лишь от осени нет спасения, нет спасения в городах...
– Да! Гораздо лучше. Твоя мелодия стала мягче, понимаешь? Для начала неплохо, но ты должен вовсе изменить своё звучание. Ты слишком яркий, тебя невозможно не заметить. Стало быть, пусть видят. Но - иначе.
Йаллер неуверенно улыбнулся. Ирату смотрел пронзительно и напряжённо.
– Как ты отнесёшься к такой легенде...
– Ирату на несколько мгновений задумался.
– Ну, например, что ты руниа, который появился здесь задолго до элиа и людей...
Йаллер без особого энтузиазма пожал плечами.
– Честно говоря - мне всё равно.
Ирату отошёл на несколько шагов.
– Я вернусь.
Он уверенно и прощально кивнул, - а в следующий миг облик его стал таять, на его месте появился стремительный чёрный вихрь, который бешено вскинул к верхушкам деревьев потревоженные листья... и исчез.
***
Была осень - ясная и звонкая, полная шорохов и шуршащих листьев, когда сквозь опустевшие ветки видно до горизонта, до синеющих призрачных гор. Йаллер забрал с корабля всё, что могло пригодиться в новой жизни, прихватил прозрачный фонарь, где незримо ждали свободы духи воздуха, и Ирату увёл его далеко на юг, - туда, где осенние листья на деревьях ещё были жёлтыми, а под сапогами пробивалась болотная вода. Йаллер прислушался: да, это Источник. Может быть, когда-нибудь здесь возникнет Переход... а может быть, и нет. Здесь можно было скрыться, устроиться под молчаливыми деревьями и не бояться, что кто-то забредёт, - Ирату уверял, что людей заносит сюда крайне редко, потому что мало кому нравится сквозь головокружение видеть какие-то ходячие деревья и засыпать носом в речку.
Йаллер остался один. В душе родилось и не отпускало томительное беспокойство, чувство отрезанности от мира, который где-то вдалеке воевал и боролся, жил, умирал и воскресал опять и опять, а он мог только слышать долетавшие отголоски чужих битв. Пришла мысль: надо выходить из зачарованного леса, знать, что происходит, слушать и слышать, смотреть и видеть, - не только пытаться "смотреть вдаль", толком не зная, куда. Ирату сказал: надо "звучать иначе"... и внезапно его осенило, - он же умеет.
Становиться - иным.
Да, это тоже ты, но ты - другой, который не умеет говорить, который силён, не боится встречи с ветром и снегом и даже почти умеет спать.
Он мог летать... и мог измениться по-другому.
Ему было удобно - быть нарьо, хищники наирим были близки душе, но наирим на Аксерате не водились... и предстояло присмотреться к местной живности - на что они могут быть похожи.
Долгое время он не мог найти, но однажды увидел - как они бежали в синей осенней ночи,
Они были иными, не такими, к каким он привык, это его задело, даже обидело, хотя обижаться было глупо: другая планета, другая жизнь... Позже ещё говорил с ними издалека, - сумел сказать, что он одиночка и не будет мешать.
Они пришли к дому - бесшумные и чёрные, разлеглись по окрестным холмам, чтобы наблюдать. И ему пришлось выйти к ним, чтобы принять бой.
Он был крупнее их и сильнее, - обратиться в существо мельче себя было невозможно, - и отстоял право на свою землю. С тех пор его не трогали, а когда он шёл, то кратко давал о себе знать - и пересекал их владения. Постепенно они привыкли к странному собрату, от которого нет вреда, который не отнимает их добычу, а он сумел дойти до людских поселений.
Йаллер знал, что идёт война. Он шёл разведывать, а среди людей быть зверем уже было опасно, и там - он стал человеком. Вздрогнул от разорвавшего осеннюю тишину визга: его увидели, случайно, он то ли чего-то не рассчитал, то ли ошибся.
И ушёл - лёгкими, мягким прыжками, когда меховые лапы касаются земли и тут же снова поднимаются в воздух, не мог ничего с собой сделать: он и тут летал больше, чем мог бы зверь.
Потом Ирату осведомился, не из-за него ли пошла легенда про оборотней. Пришлось признаться, что да, из-за него, и что он вот так изменялся не один раз. Ирату ничего не сказал, и он снова и снова выходил за пределы защиты, в осеннем ясном дне едва слышно стелился над землёй.
Когда он проносился мимо почти облетевших кустов, вслед ему легонько колыхались ещё уцелевшие листья.
***
Тихий край, напоённый теплом и тишиной. Маленькие существа, распахивающие глаза навстречу солнцу - и своим создателям. Радость: вот оно, твоё творение, вот оно оживает, начинает - быть, познаёт мир...
У Ирату никогда не было детей - ни сотворённых, ни рождённых. Он ждал того, когда их творения придут в мир. Ждал чуда.
Он их не увидел.
Нет, от него не закрывали путь. Просто... музыка их душ была настолько созвучна живой земле, что он не смог её отличить. И только потом, совсем потом он понял: опоздал. Он мог сколько угодно искать, но не находил их. У него отняли то, ради чего он покинул простор и свободу Вселенной, ради чего стал брать на себя то, за что не хотел браться никто. Его боялись и оттого - обманули.
Мальфар предпочитал отмалчиваться и не отвечать даже на заданные в лоб вопросы.
***
Зов Ирату долетел, когда Йаллер и Тариэль уже выбрались за черту зачарованного леса. Йаллер не остановился и постарался не подать виду, что с кем-то разговаривает: незачем пугать девочку.
"И куда же ты собрался?
– поинтересовался Ирату.
– Да ещё и не в зверином виде... и не один... Неужто решил последовать моему совету?"
"Которому?"
"Ну, как же. Мы же с тобой в прошлый раз пришли к согласию о том, что одинокий отшельник вызывает ненужный страх, тогда как уединившийся в личном шалаше с женщиной вполне понятен для окружающих."