Украденные горы(Трилогия)
Шрифт:
— Я, гражданка свободной России, сим заявляю, что готова пойти к Зимнему дворцу и там умереть вместе с Временным правительством и его избранниками. Если же нас не пропустят к Зимнему дворцу… — Голос ее задрожал, она безвольно опустила руки на пюпитр трибуны. — Если же нас не пустят, — повторила после паузы и вдруг выкрикнула: — Мы встанем перед пушками, стреляющими по Зимнему дворцу, и пусть тогда большевики расстреливают Временное правительство вместе с нами!
После выступления графини Паниной председатель взял список депутатов. На каждую названную
— Иду умирать вместе с Временным правительством!
Шестьдесят два депутата согласились умирать, четырнадцать объявили, что идут в Совет рабочих депутатов, трое меньшевиков-интернационалистов воздержались от «умирания».
Как потом узнал Щерба, три фракции думы (эсеры, меньшевики и кадеты) не дошли до Зимнего дворца, их задержал небольшой отряд матросов.
В тот же миг над городом прогремел орудийный залп крейсера «Аврора», он возвещал о начале штурма Зимнего дворца.
Дорогу к Зимнему Щерба определял по ружейной и пулеметной стрельбе. Патрулей уже не было. Вместо них на главную магистраль города выходили малочисленные и более крупные группы вооруженных рабочих. Чувство радостного возбуждения охватило Щербу. Ах, если бы только Ванда могла увидеть, как он марширует рядом с вооруженными рабочими. Щерба переносится мыслью в свою квартиру в Саноке. Хочет представить Ванду с маленьким Орестом на руках. Письма от нее были полны забавных подробностей о малыше. Ванда не нарадуется, что мальчик похож на него, крепенький, верно вырастет мужественным и смелым, как отец. Эти письма были его единственным утешением на фронте, помогая ему переносить тяготы войны, и, кроме того, недурно маскировали от зоркого ока коменданта Скалки ту тайную переписку, которую они вели между собой.
Рабочий отряд, в который влился Щерба, завернул за угол улицы и вскоре вышел на широкий Невский проспект, слабо освещенный несколькими фонарями. Шум боя слышался все отчетливее. Еще полсотни шагов быстрого марша — и отряд очутился на месте битвы. Щерба не отставал от рабочих, вместе с ними прошел под высокой аркой в просторный дворцовый двор, а когда послышалась команда занять позицию перед штабелями дров, стал, нагнувшись, пробираться туда.
— Ты кто такой будешь? — спросил его чей-то суровый голос.
Щерба обернулся. Перед ним стоял рабочий с винтовкой в руке, внимательно оглядывая его из-под козырька кепки.
— Я издалека, — ответил Щерба. — Из самой Галиции.
Рабочий подозрительно скользнул глазами по его пальто.
— Поди, своих ищешь? — Он кивнул в сторону темного здания дворца, из окон которого ежесекундно вспыхивали огни выстрелов. — Так мы тебя, господин, можем провести к ним.
— Вот моя легитимация, товарищ, — проговорил Щерба. — Я не из тех, о ком вы думаете.
Рабочий осветил документ карбидным фонариком, внимательно рассмотрел его, а затем попросил Щербу перевести, о чем там говорится. Рабочий как будто остался доволен, а затем пошел посоветоваться со своими, когда же вернулся, то вместе
— Ежели умеешь стрелять, так бери.
Щерба поблагодарил, со знанием дела проверил магазин, загнал патрон в дуло и, хлопнув ладонью по ложу винтовки, весело воскликнул:
— Я готов, товарищ!
Бойцы ползком добрались до баррикады, что перегораживала дорогу перед дверьми во дворец. По ту сторону поленниц залег враг. Юнкера осып'aли пулями из винтовок и пулеметов, держа под непрестанным огнем темное пространство двора.
Прозвучала команда: «В атаку!»
Щерба бросился вперед, перескочил дровяной барьер, ударом штыка сбил юнкера, оглушил прикладом другого и, подхватив мощное «ура», вырвавшееся из сотен глоток, вместе с другими революционными солдатами ворвался во дворец.
— Мосье Щерба! — вдруг услышал он сверху знакомый голос.
Щерба поднял голову и в десяти ступеньках, среди толпы юнкеров, которые отступали, пятясь вверх и беспорядочно отстреливаясь, увидел начальника патруля, бывшего студента Сорбонны, с револьвером в руке.
— Как это понять, мосье? — перекрывая шум боя, спросил поручик. — Как это назвать с точки зрения Гаагской конвенции?
— Прикажите своим юнкерам сдать оружие! — крикнул в ответ Щерба. — Тогда я объясню, что это означает!
Над головой Щербы просвистела пуля. Он пригнулся, поднес к плечу ложе винтовки, нажал на курок и в тот же миг почувствовал, как вторая пуля поручика обожгла ему левую щеку.
«Царапнуло только, — дошло до его сознания. — Зато я не промахнулся. Одним кадетом стало меньше на свете».
Не обращая внимания на царапину, Щерба, подхваченный лавиной вооруженных людей, бросился вверх по лестнице, перескакивая через убитых, пока не очутился на площадке второго этажа.
«Когда самокатчик привез в Смольный донесение Н. И. Подвойского о взятии Зимнего дворца и об аресте Временного правительства, Владимир Ильич находился в комнате Военно-революционного комитета. Узнав о победе, все закричали «ура!», дружно подхваченное сотней красногвардейцев, находившихся в соседней комнате.
Через минуту крики «ура!» уже неслись отовсюду, и мы двинулись цепочкой по широкому коридору Смольного, до отказа набитому людьми.
— Снимите парик! — шепнул я Владимиру Ильичу. — Давайте спрячу, — предложил я, видя, что Владимир Ильич держит парик в руке. — Может, еще пригодится! Почем знать?
— Ну, положим, — хитро подмигнул мне Владимир Ильич, — Мы власть берем всерьез и надолго…
В зале заседаний Смольного собирается митинг.
На трибуну поднимается Владимир Ильич. Все замерло.
— Ленин… — пронеслось полушепотом по залу.
— Владимир Ильич!.. — раздался сильный восторженный возглас.
Кто-то крикнул громко-громко:
— Ура-а-а-а! — и бросил солдатскую шапку кверху.
Загремело, понеслось оно могучим крылом, закрутилось и полилось, запело, сливаясь с несмолкаемой бурей аплодисментов.