Укротить ловеласа
Шрифт:
Воображаемого ухажера это, судя по всему, нисколько не смутило.
— И где он? — проговорил он низким Надиным голосом. — Если он настолько глуп, чтобы оставить такой бриллиант без присмотра…
Сбросив халат на пол, Надя повела плечом и сделала большой глоток.
— Ну, если вы настаиваете… — и шагнула в пенную воду.
Прикрыв глаза, она мысленно закружилась в танце с прекрасным голубоглазым юношей. Надина фантазия не знала границ: на всем балу не оказалось пары грациознее, гости
— Кто она? Вы знаете ее? — шептались они.
А Надя украдкой искала в толпе Платона. Его не было ни среди гостей, ни среди слуг. И лишь когда заиграл «Голубой Дунай», Надя разглядела, наконец его на задворках оркестра: бедолага потел за своей виолончелью и с тоской поглядывал на Надю и ее галантного спутника.
— Ну вот… — услышала Надя его вздох отчего-то прямо у себя над ухом. — Приплыли…
— Ах так?! — разозлилась она. — Знаешь, что!.. — и выложила Платону все, что думала.
Со смаком прошлась и по его махровому эгоизму, и по бесстыжему кобеляжу, а на десерт вгрызлась в инфантилизм и несамостоятельность. И лишь после этого по телу растеклась приятная невесомость, а в душе воцарилась гармония. Да, Надя, наконец, почувствовала себя свободной — и потому беззаботной и счастливой.
Глава 4
— Надь! На-а-адя! Надюша! — свистящий шепоток пощекотал ей уши, и Надя, поежившись, замотала головой. — Пора вставать, спящая ты моя красавица.
Глаза ни в какую не хотели разлепляться, будто кто-то промазал ресницы суперклеем.
— Не-надо-не-хочу-перестань… — пробормотала она одним слабо понятным словом и поморщилась.
Вот точно такое же ощущение было у Нади в губах после анестезии у зубного: собственная плоть казалась куском резины, и хотелось жевать ее, чтобы вернуть чувствительность.
— Уже три часа, — голос Платона настойчиво вклинивался в разомлевший со сна мозг.
— Ты так поздно притащился? — Надя попыталась накрыться одеялом с головой, но оно почему-то уползло вниз. — Имей совесть!
— Так три часа дня, не ночи.
Прохладный воздух окутал разгоряченное тело, и Надю прострелила ужасная догадка: никакой одежды! В смысле, вообще! Надя подскочила и села на кровати, беспомощно озираясь по сторонам.
Платон стоял у изголовья и, тактично прикрыв глаза ладонью, протягивал Наде халат.
— Боже… — она чуть не кубарем скатилась на пол, замоталась в халат и затянула пояс так, что на мгновение стало трудно дышать. — Ты… Я… Что…
— Если ты хочешь знать, что вчера было, — преспокойно начал он. — То ничего такого, за что мне стоило бы просить прощения.
— Твою же, Барабаш! — Надя схватилась за гудящие виски: комната
— Вот, выпей пока, — убедившись, что позориться Наде больше нечем, Платон убрал от лица руку и взял с тумбочки стакан с водой.
— Что это?
— Травить я тебя не буду, хотя после вчерашнего у меня пару раз возникали такие мысли, — ухмыльнулся Платон. Потом, видно, осознал, что она не в состоянии воспринимать сарказм, и добавил: — Да пей же! Сгонял с утра за таблеткой от похмелья. Уже развел.
Надя с подозрением посмотрела на Платона, потом на стакан — и снова на Платона. Нет, жажда была сильнее страха, да и смерть ей сейчас казалась вполне гуманной. Жадно присосавшись к стакану, она опустошила его в несколько глотков. Платон не врал: привкус желчи исчез, а чугунный гонг в голове стих. Вместо похмелья на Надю обрушилась реальность.
— Погоди, — она убрала стакан и выпрямилась. — Три часа?! Дня?! У тебя же генеральная репетиция в половину пятого! И костюм… Господи!.. Почему ты меня раньше не разбудил?!
— Во-первых, я пытался. А во-вторых, — Платон кивком указал на вешалку в чехле. — Я подумал, что тебе надо отоспаться получше, а с костюмом я и сам разобрался. Ты в курсе, что в соседнем доме химчистка? Дерут, конечно, зверски, но все сделали быстро. Кстати, платье твое я заодно тоже сдал.
— Так. Репетиция через полтора часа, надо заказать такси… — Надя лихорадочно пригладила сноп соломы, в который превратились ее волосы, сделала пару шагов по номеру и остановилась перед зеркалом.
Такой она себя еще не видела, даже после школьного выпускного. С алкоголем они всегда были в добрых приятельских отношениях: пересекались иногда на праздниках и мероприятиях, а потом мирно расходились без взаимных претензий. Вчера же Надя позволила себе и шампанскому перейти все границы приличий. Настолько, что теперь из зеркала глядела, щурясь, незнакомая опухшая тетка. Из тех, кто обычно прячет лицо от камер в криминальных хрониках. И как Платон с его любовью к красивым женщинам смотрел сейчас на Надю без содрогания?
— Давай ты пойдешь в душ и почистишь зубы, — осторожно предложил он. — Не подумай, меня и так все устраивает, но, боюсь, в филармонии не поймут.
Надя невольно закрыла рот ладонью.
— А потом, — Платон протянул косметичку, — нам в номер принесут еду, мы перекусим и дружно со всем разберемся. Договорились?
— Но… Что вчера было? — пробубнила Надя, не убирая руки ото рта. — Ты поздно пришел? И эта альтистка… Она тоже меня видела?
— Сначала — душ, — бескомпромиссно отрезал Платон и подтолкнул ее в спину. — Потом — вопросы.