Укротить ловеласа
Шрифт:
Когда Надя, смыв с себя позорное клеймо алкоголика, уложилась, подкрасилась и уже начала узнавать свое отражение в зеркале, в номере уже стоял передвижной столик с едой.
— Я позвонил маме, — Платон придвинул Наде стул. — Она говорит, что от похмелья лучше всего куриный бульон. Вот, я взял тебе порцию с гренками. Пахнет вроде ничего так.
— О, Господи… Римма Ильинична… — простонала Надя. — Ты и ей рассказал?
— Не волнуйся, она думает, что это я здесь спиваюсь, — Платон ободряюще улыбнулся. — И даже жалеет тебя.
Надя прихлебывала горячий бульон, чувствуя, как к ней возвращаются силы. Римма Ильинична, как, впрочем, и всегда, оказалась права. И
А дело было так. Едва заметив пропажу своего любимого агента, — так, по крайней мере, выразился новый Надин биограф, — Платон сразу же распрощался с Викторией и на первом же такси бросился в отель. Там его ожидала знаменитая картина про бурлаков: вода, переливаясь через края ванны, методично затопляла номер, а в центре этого потопа храпело тело.
Платон, конечно, перекрыл кран, выудил из пены свою Афродиту, которая бормотала что-то нечленораздельное, выскальзывала из рук спасителя и вообще вела себя довольно воинственно. Отбуксировав ее на кровать, Платон принялся собирать воду отельными полотенцами, а потом вернулся к Наде с ведерком из-под шампанского, потому как расстаться с выпитым она решила досрочно.
— И все это время я была голой? — Надя очень внимательно изучала кусочки петрушки в бульоне, потому что посмотреть Платону в глаза не позволял мучительный стыд. — В халат бы меня, что ли, одел…
— Вот как бы тебе объяснить попонятнее… — Платон отложил ложку и задумался. — Это как… Намылить тюленя и пытаться запихнуть его в пижаму.
— Чего?
— Когда-нибудь я тоже разденусь и напьюсь, чтобы ты на собственном опыте убедилась, — он, как ни в чем не бывало, хрустнул стеблем сельдерея: ни на минуту не забывал про свою диету. — Короче, мне быстро надоело, и я смирился.
Глава 4 (2)
На этом история Надиного позора заканчивалась и начиналось суровая действительность. До репетиции оставалось сорок минут, а потом концерт, автограф-сессия, фуршет — и с утра уже вылет. Надя хотела с утра пораньше встать, прогуляться по Вене, хоть чуть-чуть посмотреть новые места и насладиться красивым городом. Но нет, сама же лишила себя свободного времени, бездарно продрыхнув до обеда. И ладно бы еще Платон перетянул одеяло на себя и стал виновником ее потерянного дня, винить его Наде было проще и как-то даже привычно. Она давно смирилась с тем, что он подкидывал ей забот: это было так же неизбежно, как восход и закат, приливы и отливы, как Галя с ключом от кассы в любом российском супермаркете, в конце концов. Но испортить все самой… Это вызывало у Нади двойную досаду.
— А знаешь, — неожиданно произнес Платон, промокнув губы салфеткой. — Тебе ведь не обязательно сейчас ехать со мной.
Надя насторожилась: где-то явно крылся подвох. Быть может, Платон вчера спалил Музикферайн, и теперь не хотел, чтобы Надя увидела обгоревший остов? Или из-за него жестоко передралась вся женская половина оркестра, и теперь перед слушателями предстанет почти паралимпийская сборная по музыке?!
— Да я просто предложил! — Платон отшатнулся, захлестнутый волной недоверия. — Хочешь — сиди и слушай, как мы разыгрываемся. Или побеседуй с этим… Шмидтом, Шмерцем… Как его…
— Шульц, — машинально подсказала Надя.
— Неважно. Я подумал, ты захочешь посмотреть Вену, у тебя в запасе часа три. А потом просто придешь на концерт,
— То есть в филармонии все нормально? — Надя озадаченно склонила голову набок. — И я тебе не нужна? Ну, на случай, если ты забудешь канифоль или ноты или расческу…
— Я же не маленький, — Платон явно верил в то, что говорил.
И в кои-то веки Надя решила ему довериться. На крайний случай, у него был ее номер, и она почти не сомневалась, что не пройдет и получаса, как Платон начнет атаковать ее звонками и сообщениями с глупыми вопросами из разряда «Где мои концертные ботинки! Срочно!» И все же рискнуть стоило. Так Надя решила отметить грядущее освобождение от проблемного клиента.
Платон, впрочем, не позвонил. Ни через полчаса, ни позже. И Надя поймала себя на мысли, что вместо того, чтобы любоваться архитектурными красотами Вены, то и дело заглядывает в телефон, проверяя, нет ли пропущенных вызовов, положительный ли баланс и не пропал ли сигнал сети. Все было в норме, Платон молчал, а вот Надя вдруг почувствовала себя никому не нужной.
Быть может, она преувеличивала собственную незаменимость? Или сама была виновата в эгоцентризме Платона? Она все делала за него, как мамаша-наседка, просто приняла эстафетную палочку у Риммы Ильиничны. Так не в этом ли крылась главная Надина ошибка? И стоило раньше предоставить Платону свободу, чтобы он мог и себе, и людям продемонстрировать полную автономность?
Чем дольше Надя гуляла по городу, тем сильнее терзали ее сомнения. Она уже начала думать, что зря затеяла поход к руководству, и Платон, возможно, не так плох, как она привыкла о нем думать. Ведь осталось в нем что-то человеческое! Не бросил же он ее тонуть в ванне, не усвистал навстречу приключениям, а остался, как настоящий друг.
Ноги сами вывели Надю на Карлсплатц, к красному зданию Музикферайн. До концерта оставалась еще уйма времени, но отчего-то ни достопримечательности не радовали, ни музеи не манили к своим сокровищницам. Так всегда бывает: как только решишь перестать думать о ком-то, как все мысли только вокруг него и вертятся.
Осознав, что сопротивление бесполезно, Надя вызвала такси, и за полчаса до начала концерта уже стояла в вечернем платье у входа в филармонию. Она ждала настоящего ажиотажа: все концерты с участием Платона в России проходили в битком набитых залах. И потому Наде казалось, что и сегодня вся светская публика ломанется слушать нового русского гения.
Однако очереди к Музикферайн отчего-то не выстроились. Надя сверилась с часами, внимательно перечитала афишу: время и дата концерта были указаны правильно. Понадеявшись на то, что в Австрии принято приходить заранее, и все зрители уже на местах, в предвкушении изучают программки, Надя направилась внутрь. И что же ее ожидало внутри? Полупустые гардеробы и несколько нарядных старушек в фойе.
Надя никогда не любила раздувать из мухи слона, но здесь уже давно не пахло насекомыми, а над залом витал призрак с большими ушами и хоботом. Потому что насчитать Наде удалось от силы человек сто в партере и чуть меньше — на балконах.
Призвав себя не паниковать, Надя отыскала Шульца.
— Надия! — по обыкновению просиял он. — Вы чудесно выглядите!
— Томас, где все? — в светских реверансах уже не было нужды. — Сколько билетов продано?
Обычно рекламой концертов занимается принимающая сторона. И таких эпичных провалов за всю карьеру Нади не было ни разу. С тем же успехом она могла привезти в Вену ансамбль художественной самодеятельности из дома железнодорожника. И то они, будучи для Австрии экзотикой, собрали бы больше публики.