Укус
Шрифт:
— Мы не хотели, чтобы убийство выглядело запланированным, — сказала Кэт. — Мне нужно было хоть какое-то алиби. Чтобы полиция ни к чему не смогла прикопаться. Поэтому нападение на Билла нужно было обставить таким образом, будто и для меня это — полнейшая неожиданность.
— Держу пари, то была твоя идея, — сказал я.
— Верно, моя. — Ее улыбка казалась немного грустной. — Я у мамы хитрая.
Я опустошил свою пивную банку и бросил через плечо. Она звякнула обо что-то — не то о рукоятку лопаты, не то об ледоруб. Звук заставил меня чуть вздрогнуть.
— Идея состояла в том, что мне нужно было в итоге тоже стать жертвой. Как и Биллу. Разница лишь в том, что я бы потом уцелела, а Билл бы — нет.
— Думаешь, копы не прочуяли бы?..
— Несомненно, попробовали бы. Иногда люди обстряпывают подобные дельца. Стреляют себе в ногу, или даже отрезают себе палец-другой, и все в таком духе,
— Боже. И оно?..
— Оно застигло, уж будь уверен. Прошло что-то около трех недель. Случилось это ночью. В то время, когда я меньше всего ожидала. Боже, как сейчас помню… мы с Биллом поехали в ресторан в Беверли-Хиллз. Был мой день рождения. Эллиота я и в мыслях не держала. Когда мы вернулись домой, мы пили шампанское в гостиной комнате — ушла целая бутылка. И Билл вручил мне подарок на день рождения. Длинную ночную рубашку. Прозрачную, конечно же. И красивую. Он повел меня в спальню и заставил ее надеть. Потом включил музыку и сказал мне взобраться на кровать и танцевать для него. Его не интересовал танец со мной. Он хотел, чтобы я была одна. Как стриптизерша. Я не хотела, но… он настаивал, и, пойми, он умел убеждать, умел добиваться именно того, что нужно ему. Если бы я отказалась, он бы на мне отыгрался. Потому я и поднялась на кровать. И начала танцевать для него. Чувствовала себя законченной дурой… поначалу. Но потом я вдруг… поймала волну всего происходящего, что ли. Я вдруг отстранилась от своего взгляда на ситуацию и поставила себя на место Билла. И увидела себя со стороны… как будто Саломею, исполняющую Танец Семи Вуалей. И, черт меня побери, если это не заводило. Меня, его… и Эллиота, как оказывается. Он заперся в шкафу и смотрел.
Совсем как я прошлой ночью.
Только вот на место истязателя Кэт встал он сам, а на место палача истязателя встал я.
— Я не знала, что он был там, — продолжала тем временем Кэт. — Понятия не имела. Я, смешно сказать, даже не знала, был ли Билл в комнате. Было темно, и мой собственный танец меня же загипнотизировал. И вдруг Билл вышел из мрака и подошел к кровати. Голый. Я ведь почти никогда не видела его раздевающимся, знаешь? Каждый раз он просто выскакивал из темноты, без одежды, и плюхался рядом со мной. И в этот раз мне это не понравилось. Он нарушил порядок. Пустил коту под хвост всю мою иллюзию… как пускал коту под хвост все в моей жизни до этого. И поэтому я перестала танцевать и лягнула его. Он так и покатился с кровати. Рухнул на пол так, что стекла звякнули. Большого вреда я ему не нанесла… он почти сразу поднялся на локтях и улыбнулся мне. Своей плохой улыбкой. От которой добра не жди. И сказал мне: «Иди-ка сюда».
Она помолчала.
— И у него дико стояло. Вот что было ужасно. Я закричала. Но дыхания не доставало. Уж конечно, меня бы не хватило тогда на то, чтобы сказать ему, как я сожалею, что все так вышло, и что я никогда больше так не сделаю, и что он должен пощадить меня хотя бы в мой день рождения… нет, все, что получалось — сдавленно кричать и плакать. Ужасно. Не хотела бы я, чтобы ты меня такой видел, Сэм.
— Лучше бы я видел! — тряхнул я головой. — Лучше бы я был там, Кэт, потому что я бы смог тебе помочь!
— Да, конечно, — кивнула она. — Ты бы помог, а не отсиживался бы тихо в шкафу, наблюдая… как Эллиот. Ну не шутка ли? Он даже пальцем не пошевелил, чтобы мне помочь. Билл все твердил, как заевшая пластинка — «иди сюда,
Она сделала несколько быстрых, глубоких вдохов и уставилась куда-то вперед, за ветровое стекло. Я продолжал вести, придерживаясь дистанции между нами и фургоном, чтобы пыль из-под его колес не мешала обзору.
Вскоре я начал думать, когда же мы все-таки остановимся.
По грунтовке мы катили уже довольно долго.
Теперь, когда Кэт замолчала, я осознал, что выпитое пиво потихоньку начинает давить на мочевой пузырь. Может, Кэт чувствовала сейчас то же самое, но признаться не решалась.
И вдруг она заговорила снова:
— О том, что произошло после того, как он располовинил Билла… не знаю, смогу ли рассказать. Слишком… слишком ужасно.
— Куда уж ужасней, — пробормотал я.
— Если бы я… только подумала бы об этом… — Она снова покачала головой, снова глубоко вздохнула. — Вот тогда я поняла, чем на самом деле являлся Эллиот. Он сбросил меня с остатков Билла… и то, что он начал с ними вытворять… я просто смотрела. Сказался шок, понимаешь. Просто смотрела… но потом до меня дошло. И я вскочила и побежала к окну. Хотела выпрыгнуть. Но тот защитный экран, он мне помешал. Я тебе о нем ведь уже говорила…
— Да. Я помню.
— Эллиот втащил меня обратно в комнату. Швырнул на пол. Рядом с головой Билла. — Она бросила взгляд за окно дверцы и сказала: — Потом Эллиот принялся за меня. По-своему. По-вампирски. После его выходок я на две недели загремела в больницу. — Обратив взгляд ко мне, она выдавила еще одну измученную улыбку. — Во всем этом был лишь один позитивный момент: полицейские даже пробовать не стали подозревать меня… или как-то еще обвинять. Нарочно пройти через то, что прошла я? Конечно же, они отмели эту версию. Потому что она была попросту нереальной. Не стали подозревать ни потом… ни просто даже для того, чтобы не остаться один на один с «глухарем». Мой план увенчался успехом: они сошлись на том, что нас с Биллом атаковал какой-то ну совсем уж безумный маньяк.
— Они ведь были правы, — тихо добавил я.
— Конечно. Так или иначе, они долго вели расследование, но ни на одного подозреваемого не вышли. И об Эллиоте так и не узнали. Где-то через неделю после того, как я выписалась, он заявился ко мне домой.
— За деньгами? — спросил я.
— Нет. Я заплатила ему вперед — в ту же ночь, когда мы сговорились.
— В ночь, когда он нашел тебя на побережье?
— В ту самую. У меня были припрятаны кое-какие сбережения. Десять тысяч наличными. Я отдала ему их — так что не было у него резона приходить ко мне снова.