Улица Сапожников
Шрифт:
— Ничего, — сказал Симон, — сразу-то оно трудно, a сейчас-то уже ничего.
Он снова затянулся и снова закашлялся.
— Вот и батька твой так, — сказал Хаче, — затянется, а потом на полчаса — кхи-кхе.
— Батька-то больной, — сказал Неах. — А я это так, с непривычки.
— А скандальный он у тебя, батька, — сказал Ирмэ. — Слыхал я вчера, как он с Меером говорил. Скажу тебе!..
— Лупит? — сказал Симон.
Неах не ответил. Он кинул окурок,
— Н-не любит, когда про б-батьку разговор, — сказал Алтер.
— Он сам в батьку, — сказал Хаче. — Шалый.
Вдруг Неах быстро подошел к Ирмэ.
— Глянь-ка, — сказал он тихо и забежав в кузню поспешно прихлопнул дверь.
По дороге к кузне шел Степа. Он был пьян, сильно пьян и шагал он, как слепой конь: шаг вперед, шаг вбок и — опять шаг вперед, и опять шаг вбок, но уже в другую сторону; ворот рубахи расстегнут, голова свесилась, глаза закрыты.
Ирмэ тихонько, задом наперед, попятился к кузне.
— Вот ведь собака, — сказал он Неаху. — По следу идет.
Степа дошел до кузни и остановился. Не подымая головы, не открывая глаз, он хрипло крикнул:
— Берча.
— Нету его, — сказал Хаче. — Чего надо?
Степа досмотрел на Хаче, пробормотал что-то, потом сказал громко:
— Что надо? Что надо? Вот двину, так узнаешь, что надо. — Он шатался, но глядел на Хане прямо, и упор. — Как дам, так узнаешь, что надо. Где Берча?
— Нету, — сказал Хаче. — Ушел.
— Ты что врешь-то? — угрожающе проговорил Степа. — Куда ушел?
— Домой, — сказал Хаче.
— Домой, домой, — проворчал Степа, повернулся и шатаясь, петлями побрел куда-то в поле.
— Ушел, — сказал Хаче. — Вылазь.
Ирмэ и Неах вышли.
— Ч-чего ты от него все б-бегаешь? — сказал Алтер.
— Спугнули мы его вчера, — сказал Ирмэ. — Я и Неах.
— Гадина человек, — сказал Хаче. — Вы с ним, ребята, осторожней.
— Еще б, — сказал Ирмэ. — Мало того, что вор. Он еще, брат ты мой…
Алтер незаметно толкнул Ирмэ в бок. Ирмэ понял.
— … Пьянчуга, — неожиданно кончил он.
Показался Берче. Он шел понуро, глядя себе под ноги.
— Ну, орлы, — сказал Симон. — Потопали.
— Пошли, — сказал Хаче.
Глава одиннадцатая
Засада
За домом Файвела Рашалла был не двор — город. Сараи, склады, навесы, льносушильня, амбар, конюшня, клеть — чего тут только не было! Настоящий город: и улицы, и площади, и переулки, и тупики. Прямо от ворот к амбару шла широкая дорога. От дороги к навесам, к сараям,
Под навесами громоздились тюки льна, сараи были набиты сеном, в конюшне, наслаждаясь покоем и прохладой, проводил свои дни высокий серый жеребец «Буран».
К улице дом Файвела был выкрашен в белый цвет, но со двора он был некрашеный — и тут-то видно было, какая это основательная махина: каждое бревно — в аршин. Во двор — тоже крыльцо, тоже с навесом, с перилами, а у крыльца растет дерево, береза одинокая и чужая на этом застроенном торговом дворе.
Ребята открыли калитку и смело прошли во двор. Они знали — Семен сейчас на Мерее, жеребца купает, а кроме него в это время никого на дворе не увидишь. Бремя мертвое, нерабочее — лето.
Ирмэ осмотрелся. Ну и ну! Настроил человек! Никогда не видал он, чтоб столько построек зараз. Какой это двор? Город! Да. Тут-то бояться нечего. Есть где засесть. Пока весь двор обыщешь — шесть пятниц пройдет.
Ребята пошли по главной дороге к амбару. Однако на полпути Симон приостановился и сказал:
— Не туда топаем, — сказал он и повернул. — Надо, чтоб поближе к дому. Ясно?
Всего ближе к дому были склады, и Симон, поразмыслив, туда ребят и повел. Склады были двухэтажные, на балках., Внизу лежал лен. Наверху — туда вела широкая лестница без перил — были длинные низкие коридоры с круглыми окнами. Склады пустовали — время мертвое, лето. Только кой-где лежали рогожи да веревки.
— Ну, орлы, сидай, — сказал Симон. — Не очень тут у нас, уж не взыщите — не ждали.
— Чем плохо? — сказал Хаче. — Ничего!
— А Файвел славный какой дядя, — сказал Ирмэ. — Не думал я.
— А ч-что? — сказал Алтср.
— А рогож-го сколько навалил, — сказал Ирмэ. — Старался. Это чтоб нам на голом-то не сидеть. Поди ж ты!
— Тихо, орлы! — сказал Симон.
Ребята разлеглись на рогожах и заговорили шопотом. На складах стоял полумрак. Только в углу — длинный пыльный луч солнца. И на этом месте Ирмэ заметил тяжелый крюк, ввинченный в пол.
— Это зачем? — сказал он.
— А чтоб п-повеситься, — сказал Алтер.
— Это как же? Головой вниз?
— Богатые — они так я вешаются, — сказал Хаче, — вниз головой.
— А то головой вверх — оно того, щекотно, — сказал Симон. — Ясно?
Ирмэ спорить не стал.
— Всяко бывает, — сказал он. — Вот Неах говорит — в Америке и ходят так-то, головой вниз.
— Врешь! — сказал Неах. — Я говорил — земля круглая. Вот что я говорил.