Улисс (часть 1, 2)
Шрифт:
Я улыбнулся ему. _Америка_, заявил я ему так спокойненько, _что это по сути такое? Мусор, выметенный из всех стран, включая и нашу. А что, разве это не верно?_ Истинный факт.
Коррупция, дорогой сэр. Да, еще бы, везде, где пахнет деньгами, найдутся охотники до поживы.
Заметил, как он смотрел на мой редингот. Костюм - первейшее дело. Самое главное иметь элегантный вид. Действует безотказно.
– Ба, Саймон!
– сказал отец Каули.
– Как делишки?
– Вижу старину Боба, - произнес, останавливаясь, мистер Дедал.
Мистер
Хо-хо! С этими господами нужно держать марку. Коммивояжер-джентльмен. Рыцарь больших дорог. Так как, мистер Кримминс, не окажете ли вы нам снова честь вашим заказом, сэр. Чаша, что веселит, но не опьяняет, как говорится в старой пословице.
Мимо Северной стены и набережной сэра Джона Роджерсона, мимо судов и якорных цепей, плывя на запад, проплывал кораблик, скомканный листок, покачиваясь на волне от парома. Илия грядет.
Мистер Кернан бросил прощальный взгляд на свое отражение. В лице багрянец, да. Седеющие усы. Вернувшийся из Индии офицер. Браво расправив плечи, он двинулся вперед, обутые в гетры ноги легко несли коренастый торс. Это там не брат Лэмберта, Сэм? А? Никак, он. Просто чертовски похож. Нет. Ветровое стекло автомобиля блеснуло на солнце. Из-за вспышки. Но чертовски похож.
Хо-хо! Жаркие пары можжевелового сока согревали его дыхание и внутренности. Славно пропустил рюмочку джина. Фалды его редингота подмигивали под ярким солнцем в такт его грузной походке.
Вон там Эммет был повешен и четвертован. Черная засаленная веревка. Собаки еще слизывали кровь с улицы, когда жена лорда-наместника проезжала там в своем экипаже.
Минутку. А похоронили его где, у святого Мичена? Хотя нет, ведь было в Гласневине погребение, в полночь. Внесли тело через потайную дверь в стене. Теперь и Дигнам там. Помер, не успели оглянуться. Что поделаешь. Лучше здесь повернуть. Обогну.
Мистер Кернан повернул и начал спускаться по наклонной Уотлинг-стрит, где на углу был зал ожидания для посетителей Гиннесса. У складов Дублинской винокуренной компании стояли дрожки без седока и без кучера, вожжи привязаны к колесу. Это же чертовски опасно. Какая-нибудь деревенская дубина из Типперери подвергает опасности жизни граждан. Стоит лошади понести.
Дэнис Брин со своими фолиантами, устав ждать больше часу в конторе Джона Генри Ментона, увлекал свою жену через мост О'Коннелла, направляясь в контору Коллиса и Уорда.
Мистер Кернан подошел к Айленд-стрит.
Времена смуты. Надо бы попросить у Неда Лэмберта воспоминания сэра Ионы Баррингтона. Когда смотришь на всю эту старину сейчас, с неким ретроспективным
Чертовски славный был джин.
Блестящий молодой храбрец. Да еще из такого рода. А этот негодяй, этот самозваный помещик в лиловых перчатках, выдал его. Конечно, они боролись за неправое дело. Им выпал злой и смутный век. Прекрасное стихотворение Инграма. Они были настоящие люди чести. Бен Доллард с таким чувством поет эту балладу. Мастерское исполнение.
_При осаде Росса отец погиб_.
По набережной Пембрук проследовал кортеж мелкой рысью, форейторы мерно подскакивали - скок-скок - на седлах, на седлах. Рединготы. Кремовые зонтики.
Мистер Кернан заторопился, тяжело отдуваясь.
Его Сиятельство! Вот ведь не повезло! Какой-то секундой опоздал! Вот черт! Такая жалость!
Стивен Дедал наблюдал сквозь подернутое паутиной окно, как пальцы ювелира ощупывали потускневшую от времени цепочку. Пыль подернула паутиной окно и полки витрины. От пыли потемнели усердные пальцы с ястребиными когтями. Пыль дремала на тусклых завитках бронзы и серебра, на ромбиках киновари, на рубинах, изъеденных проказой винно-темных камнях.
Все это рождено во мгле червивой земли, холодные искорки, огоньки зла, светящие во тьме. Где падшие архангелы срывали звезды со своего чела. Грязные свиные рыла, руки, роют и роют, хватают и тащат их.
Она пляшет в зловонном сумраке, где смешан дух чеснока и горящей смолы. Ржавобородый матрос, прихлебывая ром из кувшинчика, глядит на нее во все глаза. Долгая, вскормленная морем немая похоть. Она пляшет, кружится, трясет своими окороками, на толстом брюхе подпрыгивает рубин размером с яйцо.
Старый Рассел еще потер камень старым куском замши, повернул его и поднес к концу своей Моисеевой бороды. Дедушка орангутанг любуется украденным сокровищем.
А ты разве не откапываешь старые образы из могильной земли? Бредовые словеса софистов: Антисфен. Искусство усыплять ум. Пшеница восточная и бессмертная, сущая от века и до века.
Две старушки, отведав освежающих бризов, брели через Айриштаун по Лондон-бридж-роуд, одна с усталым пескооблепленным зонтиком, другая с сумкою повитухи, где перекатывались одиннадцать ракушек.
Шорох трансмиссий, жужжание динамомашин электростанции, доносясь к нему, звали дальше. Существа без сущности. Постой! А вечное биенье в тебе, помимо тебя. Все распеваешь о своем сердце. Я между ними. Где это? Между двумя грохочущими мирами, там, где они сливаются в одном вихре, - я. Стереть их в пыль, и один и оба. Но и меня оглушит ударом. Пускай сотрет меня в пыль, кто сможет. Сводник и мясник, так я сказал. Еще бы! Но погоди малость. Оглядись.
Да, совершенно верно. Большие, замечательные, прославленной точности. Совершенная правда, сэр. В понедельник утром, как вы сказали.