Улыбка Фортуны
Шрифт:
Родители нагрянули неожиданно, рано утром. Было воскресенье.
Разбудил Серого стук в дверь. Кира накинула халат и ворча пошла открывать. И они вошли. Молодожены были поражены, но родители вели себя вполне разумно, так, словно ничего особенного не случилось.
— Что ж, молодые люди, — сказал папа, — принимайте гостей.
Надо сказать, Серый в это время еще находился в укрытии — под
одеялом, а чтобы выбраться из постели, нужно было сначала одеться. Папа и мама смотрели на него выжидаючи. Побледневшая Кира тоже. Серый хлопнул себя ладонью по пузу, звук этот разрядил обстановку.
— Ну что, мать, —
Это был солидный седовласый человек лет шестидесяти, бывший военный, руководящий работник крупного завода. Кирина мама была лет на пятнадцать моложе супруга. Она оказалась энергичной, властной женщиной с серыми быстрыми глазами и крашеными белыми волосами.
Потом женщины — мать и дочь — начали готовить завтрак, а мужчины —отец и... зять, стало быть, отправились по магазинам преодолевать бытовые трудности. Шагая рядышком, с авоськой в руках, отец Киры допрашивал Серого о его намерениях в отношении Киры, и тот все чистосердечно рассказал: и о том, что сидел, и о положении в настоящее время, и о перспективах, которые себе представлял весьма туманно. Он понимал (и Кирин отец тоже понимал), что ему не семнадцать лет... Пока чего-нибудь добьется, немало времени пройдет, а до тех пор мешки, семьдесят пять рублей в месяц, прогрессивка и какая- нибудь случайная работа — не жирно.
Понимая, какое невыгодное впечатление производит его рассказ, Серый буркнул о своей готовности поехать куда-нибудь на Дальний Восток, чтобы поработать на море, одним словом — за длинным рублем, нужным ему, чтобы создать Кире приличные условия. Откровенно говоря, подобного намерения у него никогда не было, просто хотелось как-то успокоить человека, показать, что он стремится быть хорошим мужем и зятем.
— Это все хорошо, — сказал отец Киры. — Но... Надо бы вам пока жить отдельно. Вот расписались бы, тогда... А сейчас нехорошо получается. А когда думаете ехать туда... на Восток?
Серый понимал: папаша был бы рад отправить его хоть на Северный полюс, лишь бы подальше от Киры.
За завтраком состоялся крупный разговор, превратившийся в бурное совещание. Серому поставили на вид его аморальное поведение, выразившееся в незаконном сожительстве с Кирой, и предложили: а) перейти на прежнее место жительства; б) воздержаться от встреч с Кирой до тех пор, пока не распишутся; в) не расписываться, пока на это не согласятся родители. Чтобы все три пункта нарушены не были, Кирина мама объявила, что остается жить у дочери, а посему после завтрака, нежно расцеловавшись с Кирой, Серый покинул приютивший его дом и, унося свой жалкий скарб, от души ругал глупого, наивного кота Мурчика.
В доме Ольги Сергеевны его возвращению несказанно обрадовались. Пират совершал прыжки, Мурчик вился около ног. Ольга Сергеевна, забыв, что Серый в курсе дела, еще раз извлекла из сундука пальто на меху и подробно рассказала его историю.
С Кирой он стал встречаться недалеко от аптеки и только тогда, когдаее не конвоировала мама. И каждый раз они расставались, полные решимости бороться за свое будущее.
Несостоявшаяся любовь
Примерно недели через две после прихода Серого на мельницу выбыл из строя дядя Саня — тот, что похож на Рыжего. Образовалось вакантное место. Стали прикидывать,
Серый рассказал им про Рыжего, про его физическую силу. Но бригадники не загорелись его предложением, почесались, поморщились, не сказали ни «за», ни «против». Серый же все-таки прямо с работы отправился к Рыжему.
Рыжий был дома — небритый, взлохмаченный. Не человек, а чучело. Он грыз хлеб, запивая чаем. В квартире полно пыли, везде разбросана одежда. «Вот как выглядит по-настоящему одинокий человек», — подумал Серый. Из окна был виден кран строящегося дома. Подняв свой хобот, он вертелся вокруг себя, будто журавль, стоящий на одной ноге в болоте, высматривая добычу. На лесах о чем-то перекликались рабочие, был слышен их смех.
Рыжии был хмур и не очень приветлив. Даже не пригласил сесть.
— Пойдем к нам на мельницу, — предложил Серый с ходу.
Рыжий спокойно продолжал грызть корочку.
— У нас не хватает рабочих, один заболел... — продолжал Серый. — Народ у нас мировой, а работа — не для слабаков.
Рыжий посмотрел на него исподлобья. Серый, вздохнув, привычно предложил дернуть по стаканчику винца. На это Аркадий рявкнул:
— А монета?!
Пошел Серый за вином. Принес. Разлили. Дернули.
— Ну, как она там? — это о Лариске.
— Пока ничего, — сказал Рыжий, — я ей курицу приволок.
— Курицу!
Оказывается, он не поленился подняться с утра и встать в очередь, которая продвигалась медленно, потому что женщины в очереди привередничали, выбирая кур, — тянули их за ножки, крылышки, принюхивались. Рыжий отнес добычу сначала дворничихе — та ее изжарила, — затем в больницу.
Путь до больницы проходил мимо чистого, уютного парка, где мамы гуляли с детьми — провались он, парк! — и мимо любимого местечка в тупике у глухой стены большого дома — ветхой лачуги Барабана с составным названием «Пиво — Воды».
Но где же он? Рыжий как вкопанный встал — нету павильона. На том месте, где он еще недавно стоял, — груда мусора, гнилые доски, побитый кирпич и... следы трактора. Кучка мужчин поодаль так же, как Рыжий, с прискорбием изучала обстановку. Видно, они с разных концов города целеустремленно спешили сюда...
«Как же так?! — немо вопрошал Рыжий. — И это отняли, гады!» Он испытывал желание дать кому-нибудь, чтобы брызги полетели. Сперва он как следует обругал случайного прохожего. Получасом позже, не испытывая особой любви к животным, он попытался погладить маленького беленького пуделя, выведенного на прогулку. Это не понравилось ни пуделю, ни его хозяйке — чопорной даме. Пудель его чуть не укусил, а дама на него накричала. И он с удовольствием ударом ноги отшвырнул пуделя на середину улицы.
— Лариска пока нормально, — сказал Рыжий Серому.
— А дом-то почти достроили, — показал Серый в окно, — вот дают!
Рыжий промолчал. Серый тоже.
— Директор у нас мужик толковый, — сказал Серый. — Без всякого бюрократизма. А ребята... настоящие. Ну, как?
Рыжий сопел.
— Я пошел, — сказал Серый. — Привет!
На другое утро Серый пришел к Тростовскому домой, потому что было воскресенье. На звонок никто не открывал, и он уже хотел идти, но по привычке толкнул дверь, и она открылась. Вошел.