Улыбка гения
Шрифт:
— Э-э-э, мил-человек, этак дело не пойдет. Мне надо, чтоб вы на месте все показали. Бумага — это хорошо, но у меня к ней, бумаге-то, веры никакой нет. На ней всякое написать можно. А вот когда живой человек все покажет и пояснит, то другое дело. Иначе не пойдет.
— Вы что ж, предлагаете, чтоб я с вами поехал? — с удивлением спросил Менделеев, — И куда это? На экипаже или как? И сколько это времени займет? Знаете, у меня малютка-дочь, и оставлять ее одну с матерью, которая к тому же неважно себя чувствует, мне бы надолго не хотелось.
— Наймите хорошую няньку и кого там еще
— Куда? — удивился Менделеев. — На Каспий, да туда добираться только не меньше недели…
— На моем пароходе «Кормилец» управимся быстрее, обещаю. Пойдем по Волге, там такая красотища глаз радует! И вы, глядишь, отдых получите, а то белее той бумаги, на которой буковки рисуете. Так недолго и до крайности дойти. Соглашайтесь. Так все же, сколько возьмете за работу? Пяти тысяч хватит? Могу прибавить, коль дело с переработкой нефти моей выгорит. Тысячи полторы-две, но не больше…
— Сколько? — не поверил Менделеев. — Да у меня годовое жалованье… — он не договорил, махнул рукой, — нет, тысячи вполне хватит. А то много запрошу, много и вы от меня потребуете.
— Значит, по рукам? — протянул свою лапищу Кокорев.
— Может, договор все же подпишем? — спросил Менделеев, пожимая тому руку и слегка поморщившись от дружеского пожатия гостя. — Надежнее будет, чтоб в случае чего…
— Я вам так скажу, мой отец к разным там бумажкам веры особой никогда не имел. И меня тому научил. Купеческое слово дорогого стоит. Бог тому свидетель. — И он широко перекрестился двумя перстами. Кинул взгляд в сторону хозяина, который не спешил налагать на себя крест, хмыкнул, но ничего не сказал.
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла Феозва с малюткой на руках. Она с интересом глянула на гостя, который поспешил раскланяться. Менделеев представил жену:
— Супруга моя, прошу любить и жаловать. А это, — он показал на Кокорева, — известный в России человек, привез нам с тобой разные разности… Отказать столь почтенному человеку как-то не посмел. Что скажешь?
— Грех не принять, ежели от чистого сердца подарки, — ответила Феозва. — Но, как понимаю, дары по нонешним временам просто так не приносятся. Видать, к тебе, Митенька, какая-то нужда привела. Поведай мне, а то вечно таишься о делах своих.
Менделеев растерялся, понимая, что встретит возражения по поводу предстоящей поездки от супруги, с которой они только что вели речь на эту тему. Зато Кокорев, понявший его замешательство, тут же поспешил разрядить обстановку:
— Вы, сударыня, не переживайте. Ничего зазорного вашему супругу не предлагаю. Я не какой-нибудь бродяга или там карбонарий, худому не научу. Наоборот, хочу о помощи просить, чтоб разобраться с промыслами моими, а муж ваш, как мне говорили, весьма сведущ в этих делах. Отсюда и подарки, чтоб вас обоих
— Да чего ж меня о том спрашивать, мое дело — сторона. Он привык все сам решать, желает — расскажет, а нет, то и спрашивать не посмею. Так что решайте дела свои без меня. — И она повернулась, чтоб уйти.
— Физа, тут дело такое, наконец решился сказать о главном Менделеев, — ехать придется… Ненадолго…
— Это куда же? — остановилась она. — На день, два, не больше?
— Да нет, голубушка, на Каспийское море ехать надо, там мои прииски. Может, и вы с нами решитесь? Места на всех хватит. Повар у меня отменный. Правда, вот, на приисках жилье неважное, но что-нибудь придумаем для вас. Решайтесь, мне совсем даже не в тягость будет.
— Нет уж, я дома останусь. Не впервой. Мое слово для него ничего не значит, Я как верная жена дома его ждать буду. Но ему хорошо известно, что у меня после родов здоровье пошатнулось. Вот коль совесть ему позволит, пусть бросает. — Она намеренно обращалась к Кокореву, а не к мужу, отчего тот налился краской и стоял, не произнося ни слова. Когда Феозва вышла, Кокорев развел смущенно руками, произнес негромко:
— С ними, бабами, всегда так: дома сидишь — дело не делается, ущерб один, зато они рады-радехоньки. А лишь шаг за порог сделал, они сразу в крик: на кого бросаешь, не переживу, не вынесу!!! Ну, моя-то попривыкла уже, а для вашей, как погляжу, это впервой. Ничего, и она привыкнет постепенно, — успокоил его Менделеев, хотя сам думал иначе и понимал, предстоит еще выслушать кучу упреков и причитаний от своей любезной супруги.
— Вам решать, — уже открыв дверь и попрощавшись на ходу, бросил Кокорев, — через пару дней извещу о дате отъезда. И скажете, куда коляску за вами присылать. Пока же готовьтесь, берите все, что надо. Жду на моем «Кормильце», не зря так его назвал, — улыбнулся на прощание купец, и ступени заскрипели под его тяжелыми шагами.
Менделеев же, постояв некоторое время, поднял с пола и поставил на кровать портрет Христа и, обратясь к нему, тихо спросил:
— Ну а ты, Спаситель, как бы поступил на моем месте? Дома остался или отправился туда, где ждут и нужен? Знаю, можно не отвечать. Вот и я тем же путем иду и неужели тоже буду в конце его распят, подобно Тебе?
Глава вторая
И он не ошибся. Ему пришлось выдержать серьезный разговор с женой, закончившийся слезами и обещанием наложить на себя руки. Но все это он стойко выдержал и, чтоб как-то успокоить ее, взял у Кокорева аванс за предстоящую работу и почти всю сумму передал Феозве, оставив себе лишь незначительную часть на подарки, которые, как он надеялся, скрасят ее одиночество.
Вместе с Кокоревым и его помощником они добрались до Казани, а там сели на небольшой, но ходкий, как обещал хозяин, пароходик «Кормилец». От нечего делать Менделеев часто выходил покурить на палубу, где к нему почти всегда тут же присоединялся Кокорев. Неизбежно завязывался разговор, часто переходивший в спор, после чего оба расходились по своим каютам, так ни в чем и не уступив один другому, а потому довольные собой и слегка уставшие.