Улыбка гения

Софронов Вячеслав

— He пробовали черпалки на конской тяге поставить? Быстрее бы дело пошло. А то вручную много ли начерпаешь.

— Думал я… Опять же лошадей надо завозить, корм для них готовить или пасти где-то. Да и мужики осерчать могут, поломают ту черпалку, чтоб без работы не остаться. Сосед мой, Сердюков, рассказывал, как он черпалку такую целый год сооружал. Кузнеца привез, горн поставил, склепали все, опробовали вручную, вроде пошло дело. А ночью кто-то поджог все, а пламя такое, близко не подойдешь, механизм его покорежило от жара, кузнец даже браться

не захотел, исправлять чтоб. Так ручной тягой и дальше черпает.

— Надо было мужикам объяснить, что им облегчение от того, а самим другую работу найти на тех же кубах перегонных. Неужто не поняли бы?

— А вы поговорите с ними, погляжу, чего у вас выйдет из этого. Они слушают, башками кивают, мол, поняли все, а делают все по старинке. Да им хоть чего говори, все одно не поймут. Как ихний старший скажет, так и делать будут…

— Знакомо мне это, ой как знакомо. У матушки моей заводик был у нас, в Сибири, фабрикой ее звали, стекло там плавили. Так тоже, чтоб с мужиками договориться, ей пришлось церковь построить, при ней школу открыть, чтоб детки тех работников учились… Мороки много, а толку… — вздохнул Менделеев.

— И что, помогло? Исправно стали работать? — заинтересованно спросил Кокорев, — Мне, что ли, тоже церкву здесь заложить, так местные турки бунт поднимут, все сплошь магометанцы потому как.

— Вот и матушке не помогло, спалили всё же фабрику нашу, потому в столицу и переехали, что всяческих доходов лишились… Оно, может, и к лучшему…

— Да, дела. У нас вот, у людей старой веры, такого сроду не водилось, к чужому добру завсегда уважительно относились. Коль не тобой сделано, не трошь, а то поймают и на месте суд тому мерзавцу устроят. А тут без солдатиков никак не обойтись, земля чужая, порядки не наши, недолго и головы лишиться, коль в строгости держать этот народ будешь.

Они миновали высокий холм, с которого виднелась обезображенная бурыми, черными пятнами земля, все изрытая, насколько хватал глаз, массой колодцев, рядом с которыми дымились чадящие котлы и так называемые «кубы» для перегонки нефти, и спустились в долину с нефтеносным пластом. Вонь от этого производства исходила ужасная, и Менделеев невольно вытащил платок и прикрыл им лицо, чтоб поменьше вдыхать зловонные испражнения,

— Значит, вот он какой ад будет? — полушутливо спросил он у Кокорева, который нацепил на лицо что-то, похожее на карнавальную маску, и подал такую же своему спутнику.

— Согласен, тогда у нас в российских краях не что иное, как райские кущи, только мы этого почему-то не ценим. Да что говорить, слава богу, что не нашли где-нибудь на Волге или на Каме эту самую нефть, будь она неладна. Может, потому и не лежит у меня душа к ней, уж лучше соль добывать, как то мои предки испокон веков делали.

— Попомните мое слово, через короткий срок половина земли-матушки будет нами же превращена в такие вот адские разработки…

— Да не может такого быть…

— Вспомните, любезнейший, как выглядят ваши обожаемые соляные

копи — да там на десять верст вокруг живого ничего не сыщешь. Чем от этих колодцев отличаются? Да ничем… Попомните мое слово…

— Хватит, Дмитрий Иванович, мне проповеди читать, я уж говорил, вам бы рясу да крест на грудь, псалтырь в руки — и айда проповедовать. Давайте лучше делом заниматься, тут каждый час дорог.

К ним подошел весь перепачканный с головы до ног нефтяными пятнами широкоплечий мужик, степенно поклонился и низким басом произнес:

— С прибытием вас, хозяин. Чего не предупредили, я бы отправил кого встретить вас, жилье приготовил, а то как снег на голову…

— Прошу любить и жаловать, моя правая рука на приисках — Степан Кузнецов. Из самой Москвы мной сюда привезен. Кстати, кузнечное дело знает доподлинно, молот пудовый, как игрушку, крутит, потому рука у него крепкая, мужики с ним спорить опасаются, раз кулак его испробовав… Так говорю? Все у тебя тут в полном порядке или есть кто из особо ленивых бездельников. Сказывай сразу, потом не до того будет. Я вот привез знатока по энтому нефтяному делу, будешь каждое его слово слушать и на ус мотать все, что он тебе скажет. Понял, или повторить?

Менделеев глянул на Степана, который с недоверием разглядывал его, и подумал про себя, что вряд ли этот детина, привыкший молотом махать, правильно поймет все тонкости, в которые он будет его посвящать. Но выбора у него не было, потому он сразу предложил:

— Веди, Степушка, показывай мне производство ваше, будем вместе думать, как его улучшать, прибыльней сделать. Давай, ты первый иди, а я следом. Да, Василий Александрович, распорядитесь, чтоб мой багаж аккуратно сгружали, а то у меня там колбы, пробирки и иное оборудование для опытов, как бы не побили все, к чертовой матери…

— Сделаем, Дмитрий Иванович, сам прослежу, — откликнулся Кокорев, и на том они расстались.

— Негоже к ночи нечистого поминать, — осторожно заметил Степан, пока они шли, — тут точно преисподняя самая что ни на есть, а потому и враги рода человеческого рядом где-то гнездятся, лучше и не вспоминать о них, — перекрестился он на ходу.

— Поди, тоже из старообрядцев? — спросил с усмешкой Менделеев.

— Точно, тут многие старой веры, потому не курим и вина в рот не берем, и вам лучше бы папироску спрятать, кивнул он на самокрутку Менделеева, которую тот по привычке держал во рту.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул тот, — я тоже об этом подумал. А то так полыхнет, что и черти не помогут.

Они подошли вначале к колодцу, из которого двое рабочих черпали по очереди ведрами, закрепленными на длинных шестах, нефть и сливали ее в громадный котел, замурованный в кирпичную кладку, а под ним виднелось пепелище от недавно полыхавшего там огня.

— Чем топите? Нефтью, поди?

— А чем же еще, дров на эту дуру не напасешься, они у нас только на розжиг идут, а так доставлять их за десять верст не резон.