Умершее воспоминание

совесть Логана.

— И?

— Наши лос-анджелесские организмы не приспособлены к такой погоде!

Лимузин остановился у скверика, где уже собралось приличное количество народу.

— Тогда нам придётся приспособить их к этим условиям. — Я надел кожаные перчатки и вздохнул. — Пошли?

Когда мы закончили, на улице уже стемнело. Мне сильно не хотелось возвращаться в отель, собирать вещи и сразу же ехать в аэропорт. Хотелось остаться здесь ещё хотя бы на час, хотелось чуточку дольше смотреть

в эти глаза, наполненные восхищением и бескорыстной любовью. Я был счастлив понимать, что заставляю других людей радоваться, это приносило мне неимоверное удовольствие.

А на улице было действительно холодно. Ближе к вечеру я уже не чувствовал своих ног, холодное дыхание обжигало грудь. Наши с парнями голоса в конце концов сошли на нет, и нам пришлось распрощаться с преданными поклонниками.

Мик купил каждому из нас по чашке горячего чая, чтобы мы смогли согреться. Наш лимузин одиноко стоял за каким-то домой, в дали от глаз фанатов.

— Мне кажется, я никогда больше не смогу петь, — просипел Карлос и поставил чашку с чаем на столик. — Но всё равно это был чудесный вечер.

— Если бы не этот собачий холод… — с досадой захрипел Джеймс, — мне кажется, я мог бы остаться на целую ночь!

— И тебя совсем не смутило бы то, что в три часа утра у нас самолёт, — хмыкнул Микки и взглянул на наручные часы. — Самое главное, чтобы вы не заболели.

— Без паники, — поспешил успокоить я друга дрожащим, постоянно срывающимся голосом. — Завтра прилетим в Лос-Анджелес, прогреемся на солнце и будем здоровы, как стадо быков.

—Это было бы потрясающе. — Затем Мик обратился к нашему водителю: — Барни, вези нас обратно к отелю. Мы должны успеть поспать и собрать вещи до двух часов ночи.

— Зачем спать? — поинтересовался красноносый Кендалл и зевнул. — Я совсем не хочу спать.

— У аэропорта нас будут поджидать папарацци. Ты же не хочешь, чтобы в Интернете появились твои не самые удачные фотки?

В самолёт мы сели в четвёртом часу, рейс немного задержали. Меня бросило в жар, когда железная птица поднялась в небо, затем закружилась голова, появился насморк. Я сказал об этом Мику. Он поведал мне, что Джеймс тоже пожаловался ему на плохое самочувствие, и нас с Маслоу отсадили на дальние места салона.

— Закажите себе чай с мёдом и постарайтесь поспать, — посоветовал нам менеджер. — Я бы не стал отсаживать вас подальше от Кендалла и Карлоса, но я не хочу, чтобы вы заразили и их тоже. Поправляйтесь, друзья мои.

Когда стюардесса принесла нам чай, мы с Джеймсом звякнули чашками и сделали по глотку.

— Будем здоровы, — сказал я.

— Я думаю, это всё из-за смены климата, — высказал своё предположение друг и, обернувшись назад, положил на колени свой рюкзак. — Не желаешь принять немного лекарства перед сном?

Маслоу достал из рюкзака бутылку бренди, и я укоризненно

покачал головой.

— Смотри, как бы тебе от этого не стало ещё хуже.

— Хуже от бренди? — засмеялся он. — Чувак, мне от этого никогда хуже не становилось. Будешь или нет?

— Нет. У меня и так голова зверски болит.

— Ветер в Лондоне, конечно, холодный. Как люди там живут?

— Да и солнца почти не видно. У них, наверное, настроение не к чёрту.

— Это да. Я бы никогда не променял наш солнечный Лос-Анджелес на этот серый сгусток мрака.

— Тебя никто и не заставляет. А если бы, скажем, в Лондоне жила Вайнона? Ты бы переехал туда?

Джеймс сделал большой глоток бренди прямо из бутылки и на какое-то время задумался.

— Нет. Я бы приехал за ней в Лондон и увёз бы с собой в Лос-Анджелес.

Когда мы вернулись в город ангелов, Джеймс уже чувствовал себя как огурчик. А вот я на поправку не пошёл.

— Вот видишь, — говорил Маслоу, прижимаясь небритой щекой к бутылке с бренди, — мой верный друг меня ещё никогда не подводил. Тебе стоило тоже выпить, как думаешь?

— Тебе помог не бренди, — упрямо повторял я другу, — а твой организм. Ты же крепкий, как скала. К тому же спортом занимаешься. А я…

— А ты просто не захотел лечиться.

— Ненормальный, — тихо проговорил я и поставил свой чемодан на колёса.

Ох, поскорее бы добраться до дома и лечь в родную тёплую постельку…

Но проснувшись утром в своей кровати, я не почувствовал себя счастливым. Горло жутко болело, возникало ощущение, что оно скованно колючей проволокой. Тело горело, у меня поднялась температура.

«Чёртов Лондон, — сокрушённо думал я, нарезая дольками лимон, — и почему там так холодно в октябре?»

Я позвонил Мику и сказал, что заболел и не приеду сегодня в студию. Менеджер справился о моём самочувствии и пообещал привезти ко мне парней. Я наотрез отказался. Во-первых, я чувствовал себя просто отвратительно, а во-вторых, мне не хотелось, чтобы ребята заразились от меня.

Вечером я проснулся весь в холодном поту. Градусник показывал высокую температуру, но меня одолевал озноб. Чай, что стоял на столике рядом, уже остыл. Я решил сделать себе ещё, но звонок в дверь заставил меня передумать.

Пока я спускался по лестнице, держась дрожащими руками за перила, в дверь продолжали звонить. Голова раскалывалась от этого звона, и я готов был с размаху ударить того, кто стоял за этой чёртовой дверью.

— Сюпри-и-и-из, — синхронно протянули Мик, Карлос, Джеймс и Кендалл, как только я распахнул дверь.

— Я же сказал…

— Я знаю, — оборвал меня Микки. — Но мы не смогли позволить тебе скучать тут одному.

— Я вовсе не скучаю, — прохрипел я и направился к гостиной. — Карлос, прикрой дверь, а то сквозняк. Спасибо.