Умершее воспоминание
Шрифт:
Я позвонил родителям Чарис, и мне пришлось рассказать им обо всём. Примчавшись в больницу, они обсыпали меня неприличными ругательствами и прокляли всё, на чём свет стоит. Поподробнее расспросив врачей о состоянии их дочери и о долгосрочном лечении, что ей предстоит, родители Чарис заявили мне, что собираются подавать на меня в суд.
Я не мог спать из-за всего этого дерьма, что свалилось на мою голову. Нервы подводили. Я был сам не свой в это время. Но на этот раз удача оказалась на моей стороне. Всеми правдами и неправдами Мик
Я чувствовал себя бесконечно виноватым перед Чарис, и потому считал своим долгом навещать её в больнице. Она ложилась на обследование и лечение каждый месяц и проводила в больнице две или две с половиной недели. Я не мог смотреть, как молодая и живая душа погибала в белых стенах этой чёртовой больницы. Я приезжал к Чарис сразу же, как у меня появлялась хотя бы минутка свободного времени. Конечно, я не забывал про её любимые цветы и её любимые фрукты: спелые яблоки, киви и ананасы. Я больше не чувствовал к ней ничего (как был сам убеждён), кроме жалости и вины, и потому наши свидания в белых стенах проходили как-то натянуто, не очень гладко.
Нас с ней не связывало ничего, кроме одного происшествия, о котором ни один из нас не хотел вспоминать. Мы остыли друг к другу, но этот случай связывал нас обоих невидимым нитями, будто мы были просто обязаны находиться рядом друг с другом, даже если это вызывало у нас жуткую неприязнь. Я бы с радостью забыл этот горький опыт и больше не вспоминал о нём, но больничная койка, к которой была теперь прикована Чарис, не позволяла мне. Будто я тоже был прикован к ней, будто она была моим кандалами…
Концерт удался на славу. Я чертовски любил Лондонский кинофестиваль и даже мечтать не мог о том, чтобы выступить здесь. Публика с жаром аплодировала нам, и я был тронут, увидев такой живой и яркий всплеск эмоций. Не дающие мне покоя мысли о Чарис и Маверике постепенно покинули мою голову, и я смог в полной мере насладиться прекрасным вечером на улице прекрасного города.
После концерта мы заехали в какое-то кафе и, не желая привлекать к себе внимание, разместились за дальним столиком. Но наши фанаты оставить нас в покое, конечно же, не захотели. Столик сразу окружили пищащие от восторга девушки разных возрастов. Нет, я ошибся: среди этой толпы людей встречались и парни. Несколько рук одновременно протянули мне мои фотографии, гул голосов упрашивал меня дать автограф. С разных сторон засверкали вспышки, и я зажмурился.
После такого мощного концерта и «Meet and Greet», что последовала за ним, на мои плечи свалилась необычайная усталость, разболелась голова. «Улыбайся фанатам даже тогда, когда из твоей спины торчит арматура, — вспомнил я слова Мика. — Даже если очень устал, даже если очень зол, не смей им грубить. Они любят тебя самой бескорыстной любовью».
Эти
Спустя час кучка людей, скопившихся возле нашего столика, наконец рассосалась. Мы с парнями, с облегчением выдохнув, повисли на своих стульях.
— Чёрт, как же я хочу есть, — устало произнёс я. — Где наше меню?
— Кажется, одна из фанаток утащила его, — сказал Карлос и беззаботно рассмеялся. — Да… Я видел.
— Я ничего не имею против наших фанатов и очень их люблю, — начал Джеймс, — но иногда их внимание немного… раздражает…
— Точно, — согласился с ним Кендалл. — Клянусь, кто-то из них ущипнул меня за задницу!
— Не льсти себе, — со смехом сказал я. — Там не за что щипать.
Джеймс, Карлос и Мик громко рассмеялись. Шмидт лишь иронично ухмыльнулся мне в ответ.
Мы до отказа набили свои животы едой. Усталость потихоньку проходила, я начал чувствовать себя лучше. Часы пробили полночь, и мы с парнями решили возвращаться в отель.
По дороге Джеймс предложил заехать в магазин и приобрести бутылочку-другую виски. На мой укоризненный взгляд он ответил: «Мы просто обязаны отметить удачное выступление!»
Уже через час мы вчетвером сидели в одном номере. Микки отказался пить с нами. Большой любитель сладкого, он взял в баре три заварных пирожных и удалился в свой номер. Ему хотелось позвонить жене и поделиться с ней своими эмоциями.
— Честно говоря, мне не очень нравится эта идея, — признался я и сел на пол рядом с Карлосом. — Вы же знаете, что бывает со мной, когда я пьян.
— Перестань. — Джеймс разлил по стаканам виски и протянул мне один из них. — Я не заставляю тебя пить всё.
— То есть вы трое, как обычно, будете в хламину пьяные, а я трезв, как стёклышко? Я так не хочу.
— Ладно. Тогда сделаем немного по-другому. Будем играть.
— Играть? — не понял я.
— Играть. Это развлечение называется «Я никогда не…». Я играл в неё с девушкой, которую хотел затащить в постель. Ну, знаете, во время игры возникают такие доверительные отношения и…
— Понятно, можешь избавить нас от подробностей, — прервал его Карлос и в нетерпении потёр ладони. – Ну, с кого начнём?
Джеймс и Кендалл одновременно указали на меня. Я удивлённо приподнял брови и, взяв в руки стакан с виски, задумался.
— Что ж… — вздохнул я, подняв глаза к потолку. — Я никогда не целовал девушку на первом свидании.
Маслоу молча выпил целый стакан виски.
— Эй, полегче, — попытался образумить его Кендалл. — Такими темпами ты быстро опьянеешь.
— Ну и пусть, — махнул рукой Джеймс и снова наполнил свой стакан виски. — Я просто чертовски хочу пить.
— Если хочешь пить, в холодильнике стоит минералка, — сказал я, кивнув в сторону холодильника.