Умершее воспоминание

совесть Логана.

Чтобы набраться смелости, я подумал об Эвелин и, улыбнувшись, вошёл в кабинет.

— Доброе утро, — поздоровался я не слишком радостно.

Невролог, мистер Дэниелс, посмотрел на меня и, кивнув, указал на кресло у стола.

— Доброе. Присаживайтесь.

На негнущихся ногах я прошёл к креслу и сел в него. Я чувствовал, что моё лицо было бледнее лунного света.

— Логан, — полувопросительно проговорил невролог и посмотрел на меня, — мистер Хендерсон, верно?

— Верно.

—

Вы впервые у меня на приёме, но я думаю, что наше общение будет эффективно влиять на нас обоих. Всё, что требуется от вас сейчас, это честно отвечать на мои вопросы.

Я молча смотрел на него, не зная, что сказать. Внутри у меня будто что-то долго и мучительно растягивалось; мне казалось, что сейчас мистер Дэниелс начнёт задавать глупые вопросы, искать в моих ответах и действиях признаки необоснованной агрессии, начнёт цепляться к каждому моему слову… И, в конце концов, я всё ещё с неприязнью вспоминал своей первый поход к неврологу.

Какое-то время мистер Дэниелс молча заполнял бумаги, после чего снял очки и с добродушной улыбкой взглянул на меня.

— Поделитесь со мной вот чем, — начал он, не прерывая нашего зрительного контакта, — что вас беспокоит в данный момент?

— Я… — растеряно проговорил я, — я ощущаю некую… тревогу.

— С чем это связано?

Я пожал плечами и ответил:

— С моим пребыванием в этом кабинете.

— Вот как. А скажите, мистер Хендерсон, в данный момент вы испытываете какую-либо физическую боль?

В ответ на этот вопрос у меня больно кольнуло в затылке, и я, поморщившись, сказал:

— У меня голова болит. В области затылка.

— Как сильно? По шкале от одного до десяти.

— Восемь, наверное… Где-то так.

— И часто это у вас? — продолжал задавать вопросы мистер Дэниелс таким образом, будто эти вопросы, как и все возможные варианты моих ответов, были приготовлены и продуманы им заранее.

— Раза два в неделю…

— А ваша работа отнимает много физических сил?

— Достаточно, — ответил я, кивнув. — Вечерами, после работы, случается такое, что у меня болит голова, причём очень сильно. А ещё боль настигает меня утром, после бессонной ночи.

— Это всё переутомление, — утешающим тоном проговорил невролог. — Чтобы избавиться от боли, я советую вам выделять больше часов для сна. Спите хотя бы на пару часов больше того времени, что проводите за работой. Переутомление может привести к более серьёзным расстройствам. А теперь могу ли я вас попросить пройтись по кабинету на пятках? Лучше будет, если вы снимете обувь.

Я удивился, но постарался не выдать этого своей мимикой и послушно выполнил просьбу доктора. Он внимательно наблюдал за мной, после чего вновь пригласил меня присесть.

— Переутомление —

это единственная ваша жалоба, мистер Хендерсон? — продолжил задавать вопросы мистер Дэниелс.

— На самом деле нет, — вздохнул я. — Я пришёл сюда вовсе не из-за этого.

И кое-как, перескакивая с одного на другое, я рассказал ему о своём расстройстве, о моём первом и на долгое время последнем посещении невролога, о том, как я вёл себя во время вспышек ярости. Всё это время мистер Дэниелс очень внимательно слушал меня.

— А что заставило вас обратиться за помощью врача?

Я немного подумал, прежде чем ответить.

— Хочу расстаться с угнетающими мыслями и дурными предчувствиями, — произнёс я, с доверием и большой надеждой глядя на доктора, — не хочу, чтобы мои отношения с людьми зависели от моего настроения.

— Добровольное желание — это очень хорошо. В таком случае успехи в лечении вам гарантированы.

— То есть лечение возможно?

— Ну а как же? — улыбнулся мистер Дэниелс. — Повторюсь, всё, что от вас требуется, это честность. И, пожалуй, желание. Вот увидите, вы способны на очень многое.

Невролог сделал какие-то записи в своём ежедневнике, после чего снова занялся допросом.

— Скажите, а при вспышках ярости вы ощущаете, что вы — это вы? Вы помните, что с вами происходит?

— Чаще всего да. Но иногда, когда я прихожу в себя, семья или друзья напоминают мне, как я себя вёл во время вспышки, и… Я себя не узнаю. Я не помню, как произносил кое-какие слова, и просто не понимаю, как я мог их произнести.

— А ваши близкие замечали какие-либо судороги? Может, у вас при вспышках начинают сокращаться какие-либо мышцы?

Я задумчиво покачал головой.

— Нет, они мне ни о чём таком не рассказывали…

— Хорошо. Теперь, мистер Хендерсон, расскажите мне, лечились ли вы самостоятельно?

Я печально вздохнул.

— В моей жизни был такой момент, — начал я, — когда я просто не мог позволить себе выйти из себя… И я начал принимать кое-какие лекарства, которые позволяли мне в относительной степени контролировать свои эмоции.

Мистер Дэниелс спросил меня о названии лекарства, и я сказал ему.

— Как долго вы принимали эти таблетки?

— Около двух месяцев, наверное… Но к концу приёма лекарство уже перестало помогать мне, к тому же из-за таблеток у меня начал болеть желудок.

— Так, — произнёс врач, опустив глаза, — с этого момента вы без моего назначения никаких лекарств больше не принимаете. Договорились?

Я молча кивнул.

— Теперь давайте я осмотрю вас, и, думаю, уже можно будет написать заключение, — сказал невролог и снова надел очки. — На кушетку, пожалуйста.