Умершее воспоминание
Шрифт:
Я развёл руками в сторону.
— Что, Джеймс, больно? Больно. А почему ты не думал о моей любви к Чарис, когда поливал её грязью с ног до головы? Думаешь, мне не было больно?
— Да заткнись ты, Логан! — продолжал истерить Маслоу, поднявшись на ноги. — Хватит постоянно напоминать мне о своей Чарис, это не вылечит твою душу! Чарис предала тебя, кретин, она заслуживала всего этого! К тому же ты сам назвал её «паршивой шлюхой», разве об этом ты забыл?!
Не выдержав, я ударил Джеймса по лицу. Он с силой
— Эй! — крикнул Карлос, пулей подскочив к нам. — Остыньте, идиоты!
— Нам только этого не хватало! — встал между нами Кендалл. — Мы все на нервах, парни, ещё немного, и они просто сдадут. Держите себя в руках, прошу вас!
Маслоу сделал глубокий вдох с целью успокоиться и, бросив уничтожающий взгляд на Шмидта, сказал:
— Ты тоже хорош, предатель.
Услышав это слово, Кендалл оторопел. Какое-то время он стоял неподвижно, с удивлением и каким-то стыдом глядя на друга, после чего заговорил:
— Джеймс, ты… ты же всё видел сам. Я не предавал тебя. Она сама поцеловала меня, Джеймс! Она сама поцеловала меня!
Что-то в поведении Кендалла показалось мне настораживающим. Он оправдывал себя с такой убедительностью, словно действительно предал Джеймса, поцеловав Изабеллу. Будто слово «предатель» оказало на него значительное влияние.
— Джеймс, — снова обратился я к другу, сумев совладать со своими чувствами, — я думал, что Изабелла — женщина, которой действительно стоит добиваться, из-за которой действительно стоит страдать. Но Джеймс… на самом деле она и цента ломаного не стоит…
Глаза Маслоу снова вспыхнули яростью, и он дёрнулся в мою сторону. Кендалл вовремя остановил его.
— Остынь, Джеймс, остынь, — тихо проговорил Шмидт. — Вы с Логаном оба страшно сердитесь, поэтому не стоит слушать друг друга. В гневе человек может сказать всё, что угодно.
— Всё, что угодно? — переспросил Маслоу, всё ещё сердито сжимая зубы. — Даже оскорбление в сторону любимой женщины?
— Даже это, Джеймс. Всё, парни, хватит. Правда. Прошу вас.
Я и ловелас обменялись взглядами, значение которых я не мог определить верно.
— Пусть он сначала извинится, — прошептал Джеймс.
— Извинюсь? За что, интересно? За то, что высказал свою точку зрения?
— Дружба дружбой, Логан, — вступил в разговор Карлито, — но ведь ему и так сделали больно. Нам стоило поддержать его, а не стремиться обвинить в том, что он испытывает любовь. Любовь. Пусть даже к такой женщине, как Изабелла.
Я понял, что ПенаВега был прав, и покраснел — то ли от стыда, то ли от непонятной боли за разбитое сердце друга.
— Прости, — извинился я с самой чистой искренностью, на которую только был способен.
Джеймс какое-то время молча смотрел на меня и возбуждённо дышал. Затем он кивнул, но от этого прощения сердцу моему не стало
Ближе к ночи, когда мы закончили запись альбома, я предложил парням поехать ко мне и отметить это событие.
— Что в твоём понимании значит слово «отметить»? — зачем-то уточнил Карлос.
— Отметить значит выпить.
— И ты… будешь пить вместе с нами?
В этот раз мне не хотелось отделяться от друзей, и я сказал:
— И я буду пить вместе с вами.
Перед тем, как в студию пришёл Мик, я решил выпить таблетки. После происшествия с Изабеллой я не на шутку рассердился, мне необходимо было успокоиться, к тому же я знал, что запись последней песни альбома будет сопровождаться жуткими криками. Следовательно, приняв лекарство, я не должен был выпивать вместе с парнями. Но я решил не морочить им этим голову и сказал, что тоже буду пить.
— Тогда чего же мы ждём? — улыбнулся испанец, взвалив на плечо свой рюкзак. — Едем к тебе.
Догнав Джеймса, что шёл впереди всех, я спросил:
— Ты как, дружище?
— Нормально, — ответил он подавленным голосом. — Держусь. Сейчас немного выпью, и всё само собой забудется.
— Хорошо. А то я думал, что ты поедешь домой.
— Сейчас я меньше всего хотел бы оказаться один в своём доме.
— Джеймс, ты ведь не злишься на меня?
Маслоу бросил на меня короткий взгляд и невесело усмехнулся.
— Нет, Логан. Сейчас я злюсь только на Изабеллу.
— Ты понимаешь, что я не хотел отравить твои чувства?
— Понимаю.
Ещё я хотел спросить, понимает ли он, что Изабелла — пустая трата времени и нервов, но всё же оставил этот вопрос при себе.
Когда мы приехали ко мне домой, я предложил друзьям коньяк. Они не отказались. Потом я достал из ящика все свечи, которые только смог найти, и принялся расставлять их на обеденном столе.
— Ты что делаешь? — поинтересовался Кендалл. — Мы к тебе тут не на романтический ужин при свечах пришли.
— От яркого света у меня уже зрение садится, — сказал я, разыскивая спички, — а свет свечей будет для моих уставших глаз в самый раз.
— Ну что, — торжествующе начал Карлос, появившись в кухне с CD-диском в руке, — послушаем, чего нам стоили несколько месяцев упорной работы?
— Да, ставь диск, — одобрил идею я. — И включи погромче. Джеймс, ты идёшь?
Маслоу вошёл вслед за ПенаВегой, его лицо абсолютно не выражало эмоций. Он был подавлен. Я надеялся улучшить его состояние, мне не хотелось, чтобы друг так убивался из-за женщины.
Повернувшись к друзьям спиной, я налил коньяк в три стакана, а в четвёртый, свой, я налил колу. Потушив свет, расставив по столу свечи и включив громкую музыку, я надеялся одурачить парней. Очень хотелось верить, что они не заметят мою маленькую подмену.