Умоляй, ведьма
Шрифт:
Меня вдруг обуяла такая жажда ощутить под пальцами выдранные перья, что я едва могла разговаривать.
— Знаешь, Хмуря, — проговорила я, стиснув зубы. — У меня к тебе есть небольшое дельце…
И прыгнула на нахала, хватая того за хвост.
В последний момент негодяй взлетел, и у меня в руке осталось лишь одно перо.
— Вернись! Я тебя придушу, Хмуря!!! — крикнула я, потрясая добычей.
— Отдай перо, недоведьма, — каркнул фамильяр, усаживаясь на ветку дерева. Совсем рядом, но не достать! Даже в прыжке!
Изощренная пытка, я вам
— Слезь — и отдам, — прищурилась я, предвкушая скорую расплату.
И если Хмуре повезет, то не кровавую.
“Если”.
— Отдай по-хорошему, — пригрозил ворон, и, признаться, от его голоса у меня под кожу таки нырнула стайка мурашек.
Каким-то образом Хмуря умел припугнуть одним своим хриплым карканьем.
Но ничего, Мартелла не из трусливых.
— Спустись, комок пуха, — повертела я перо в пальцах, дразнясь.
Ворон каркнул, но и не подумал подчиниться.
— Если я спущусь, тебе не поздоровится, недоведьма, — раздался его глухой голос, который впервые с момента нашего знакомства показался мне вовсе не птичьим.
Настоящим, человеческим. Как будто со мной говорил очень злой и мрачный колдун…
Меня даже дрожь пробрала.
Но проникнуться своей разыгравшейся фантазией я не успела.
С этими словами ворон распахнул крылья и медленно полетел прочь к дому. А я неторопливо пошла за ним следом.
Перо я спрятала. Не знаю, зачем оно было мне нужно, но воспоминания о том, насколько они у фамильяра волшебные, меня изрядно будоражили. И сейчас, скрывшись в недрах лифа, находясь у самой груди, длинное черное перо будто грело обнаженную кожу…
Глава 10
Все еще 13 число месяца Грозовых рек.
В доме Ирмабеллы Довилье.
Первое, что я сделала, едва ступив на порог дома, это едва не бросилась на шею Эйвину с криками: “Получилось! Ты представляешь, получилось!”
В последний момент застыла напротив улыбающегося парня, вспомнив, что мы не так чтобы хорошо знакомы для объятий. Но мой подмастерье совершенно не смутился. Встряхнул короткими светлыми волосами, взял меня за обе ладони и крепко сжал, не переставая улыбаться.
— Я вижу, что все в порядке? План удался, принц поверил, что “страшные и ужасные сестры-колдуньи пытаются убить тебя из-за бабушкиного наследства”? Пообещал защиту?
— Эм… нет, — покачала головой я, вспоминая, каков был первоначальный расчет.
Эйвин посоветовал мне попытаться попросить у принца заступничества, ссылаясь на мифическую опасность. Я и так-то лгать не любила, а вплетать в ложь сестер, с которыми я даже не знакома, казалось вообще неправильно. Вдруг они хорошие и приличные девушки, а я о них так плохо отозвалась бы?
Однако, памятуя о словах Хмури, что, мол, сестрицы почти наверняка должны были перенять по наследству дар, я все же приняла решение согласиться на план Эйвина.
К счастью, обманывать вообще не пришлось!
Но Хмуре я, конечно, спасибо за это говорить не буду…
— В общем, его высочество пригласил меня на Королевский отбор, представляешь? — выдохнула я, показывая блестящий желтый перстень с короной внутри. — Он мне еще и денег пожаловал, и благородное звание! Я теперь дворянка!
— Это прекрасно! — воскликнул Эйвин, радуясь совершенно чистосердечно.
Это было так приятно… Когда кто-то по-настоящему переживает за тебя. А я чувствовала, что улыбка на лице парня самая настоящая.
— Однако хотелось бы заметить, что, судя по всему, ты и так дворянка, — проговорил он, заводя меня в дом и сразу на кухню. — Не знаю, почему при рождении тебе дали фамилию Довилье, фамилию твоей бабки. Ведь получается, если ты ее внучка и Ведьмономикон тебя признал, то ты на самом деле дочь давно отошедшего от дел Клермона Сирье, бывшего городского главы Вальтариума. Года три назад, говорят, он сильно заболел и был вынужден уйти с поста.
Я нахмурилась, слегка сжав зубы.
Говорить о родителях мне не нравилось. Каждый раз, когда в памяти всплывала информация, что кто-то из моих родственников жив, сердце больно колола мысль, что они меня просто бросили. Мазохисткой я не была, а потому просто старалась об этом не думать.
Ну бросили и бросили. Если я им не нужна, то и мне о них думать незачем…
А Эйвин тем временем продолжал, заставив меня сперва переодеться в домашнее платье, а затем усадив за стол. Волосы, на которых прочно застыла белая пудра, плохо поддавались какому-то воздействию, но после непродолжительных мучений мне удалось-таки убрать их в хвост.
“Потом разберусь с ними”, — решила я, стараясь прислушаться к тому, о чем там говорил мой подмастерье.
— Так вот, если предположить, что ты и впрямь дочь Клермона, то статус благородства передался тебе и так, потому что гранд Сирье им обладал.
— А моя мать? — уточнила я, отвернувшись к окну и делая вид, что меня это мало интересует.
Однако сердце все же на миг сжалось.
— Ронна Сабрина Сирье, единственная дочь Ирмабеллы, умерла очень много лет назад, к сожалению. Говорят, недолго они с Клермоном успели пожить в браке, — скорбно проговорил Эйвин, словно это могло меня расстроить.
Сердце снова больно кольнуло и отлегло.
Она и не могла меня спасти, моя бедная мама. Если она отошла в мир иной так давно, то, может, и не знала, что меня отдали в приют. Зато знал отец…
Но хотела ли я прийти к нему и спросить: “Зачем?”
Пока что у меня еще оставался такой шанс. Но… мне не было до этого никакого дела.
Я сжала губы и ничего не ответила.
— Однако все это так только в том случае, если мы не ошибаемся, — продолжал Эйвин.
— Из приюта я вышла неблагородной. Отец не признавал меня, — покачала я головой. — А значит, только протекция принца…