Унгерн: Демон монгольских степей

Шишов Алексей Васильевич

— А из каких казаков отряд?

— В самом начале был только из кубанцев и терцев, моих станичников. Недавно в отряд влились партизаны-донцы есаула Быкадорова из 30-го Донского казачьего полка. Целая сотня у меня донцов. Из других войск — единицы.

— А теперь куда направляетесь, если не секрет?

— Секрета нет. Теперь на всём фронте осталась таинственная дыра, в которую могут проскочить конные партизаны силой в шесть сотен шашек.

— Полесские леса, Андрей Григорьевич?

— Они самые. Лес да болота. Там и окопы-то не выкопать.

— Вот поэтому и можно к немцам в тыл

проскочить. Пошуметь там и назад выскочить.

— Роман Фёдорович, вы что у себя в Нерчинском полку не создадите охотничью команду? Будете партизанить.

— Начальство нашей Уссурийской дивизии такое новшество не приветствует. Печётся о дисциплине в полках.

— Вам бы стать во главе нерчинских охотников. Вы же, как и мой есаул Быкадоров, на груди Святого Георгия носите. Вам ли храбрости занимать?

— Андрей Григорьевич. А если я рапорт подам по команде, чтобы повоевать в вашем отряде? Возьмёте меня?

— А почему бы нет, есаул? Только походить придётся у меня за штатом. Должности сотенного у меня пока нет.

— Согласен. Могу партизанить внештатным офицером. Я уже был таким в Монголии.

— Успели там повоевать, Роман Фёдорович?

— Не успел. Императорские дипломаты помешали. А так хотелось повоевать в халхинских степях.

— Ничего, войн на нас ещё хватит. Лишь бы удаль была да правое дело...

Унгерна из дивизии партизанить со Шкуро, как ожидалось, не отпустили. Опытные сотенные командиры были нужны в каждом полку. Да и к тому же Кубанский конный отряд особого назначения скоро погрузился в эшелоны и отправился воевать в Персию...

Отречение императора Николая II, Верховного Главнокомандующего России, есаул барон Унгерн-Штернберг встретил... в тарнопольской тюрьме. Дело обстояло так.

Унгерн со временем; оказался среди офицеров — Георгиевских кавалеров Уссурийской казачьей дивизии едва ли не самым популярным человеком. Особенно среди нижних чинов. Начало 1917 года ознаменовалось ростом «общественной жизни» в действующей армии и особенно среди страшно разбухших фронтовых тылов. Всё больше на войне «попахивало политикой».

Ставка Верховного главнокомандующего и правительство решили провести в Петрограде слёт Георгиевских кавалеров. Такое расписанное в газетах дело должно было, по замыслу организаторов слёта, поднять боевой дух войск на фронте и поднять дисциплинированность в тылах.

К тому же на демократической волне, которая охватила «новую» Россию, повсюду стали создаваться всевозможные общественные организации: союзы, лиги, профсоюзы. Командование русской армии, стремясь прекратить упадок воинской дисциплины в тылу и прежде всего на фронте, решило создать Союз Георгиевских кавалеров. Один из зачинателей Белого Дела, генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов, сам обладатель трёх Георгиевских, наград (орденов Святого Георгия 4-й и 3-й степеней, Золотого оружия с надписью «За храбрость»), говорил:

— Доблесть и верность присяге тысяч и тысяч Георгиевских кавалеров должны спасти русскую армию от развала...

Уссурийская казачья дивизия в то время входила в состав войск Юго-Западного фронта. В ней прошли выборы делегата на слёт, и все сошлись на кандидатуре есаула барона Унгерна. Георгиевскому кавалеру вручили командировочное

предписание, и он отправился в город на Неве. Но в столицу Унгерн так и не прибыл.

В тыловой город Черновцы есаул приехал поездом поздно вечером. На станции в буфете «свободный от служебных забот» барон изрядно выпил и в таком виде, при оружии отправился в городскую комендатуру требовать квартиры для постоя. Перед этим швейцар городской гостиницы «Чёрный Орёл» отказался предоставить казачьему офицеру, пребывавшему в нетрезвом состоянии, гостиничный номер.

В комендатуре самого коменданта не оказалось, а был только его адъютант Загорский в чине армейского прапорщика, по виду вчерашний студент. Можно только предполагать, что учтивостью к фронтовым офицерам «тыловой» офицер явно не располагал. Иначе конфликта между ним и Унгерном, скорее всего, могло и не быть.

— Господин прапорщик. Есаул барон Унгерн. Вот моё предписание.

— Куда едете?

— В столицу.

— Цель вашей командировки в Петроград?

— Командирован от Уссурийской дивизии на слёт «Георгиевских кавалеров. Слыхали о таких?

— Орден ваш я вижу. Что вы хотели бы от нас, черновицкой комендатуры?

— Как что? Сейчас почти ночь, и мне нужно где-то переночевать. Ведь вы же размещаете командированных офицеров на постой?

— Да, господин есаул. Но сегодня у меня свободных квартир нет. И не ожидается.

— Тогда что мне, ночевать на вокзале?

— Как хотите. Только не надо гордиться при всех тем, что вы носите на мундире...

Разговор казачьего есаула с адъютантом городского коменданта закончился тем, что вспыливший барон, потеряв над собой контроль и к тому же пьяный, «непочтительного» к фронтовому офицеру прапорщика Заморского ударил по голове своей шашкой в ножнах. Позднее он, вспоминая этот случай, небрежно говорил:

— Я выбил несколько зубов наглому прапорщику…

Унгерн был арестован прямо в комендатуре и препровождён под конвоем в местную тюрьму. Это было так. Вызванный старший адъютант коменданта Лиховоз нашёл пьяного Унгерна крепко спящим в кресле, отстегнул шашку и, разбудив вежливо барона, объявил ему в присутствии караульного наряда:

— Господин есаул. Вы арестованы за нападение с оружием в руках на работника комендатуры города Черновцы...

Комендант города полковник Трещов и оскорблённый прапорщик Загорский не захотели замять скандальное дело. Их жалоба на Унгерна оказалась в корпусном суде 8-й армии, прославившей себя на мировой войне под руководством двух будущих Верховных главнокомандующих России — генералов от инфантерии А. А. Брусилова и Л. Г. Корнилова.

Местное военное начальство назначило уголовное расследование по факту избиения старшим по званию офицером офицера младшего. По законам военного времени за такое дело грозило заключение в крепость сроком на три года. Но на деле такое наказание выглядело так: Унгерн должен был, как герой войны, отбывать «заключение в крепости» при части.

Вероятнее всего военно-полевой суд бы и вынес такой достаточно суровый приговор провинившемуся офицеру. Даже при смягчающем обстоятельстве: подсудимый имел за боевые заслуги две Георгиевские награды: орденский крест 4-й степени и Золотое оружие « За храбрость».