Унгерн: Демон монгольских степей
Шрифт:
Сама идея была не нова. Временное правительство чего только не делало, чтобы под давлением союзников, Парижа и Лондона, поднять дух действующей армии, заставить её наступать и ещё раз наступать. А наступательный дух еле тлел. Его короткие вспышки больших побед уже не давали. Да и не могли дать в обстановке развала государства и отсутствия власти у властей.
Летом 1917 года в русской армии создавались различные формирования, которые должны были «оживить» фронтовые войска. Их названия поражали кадровых военных: ударные батальоны смерти, Петроградский женский ударный батальон
Широко формировались воинские части на добровольной основе, но национальные по составу. Это были полки латышских стрелков, украинские полки, армянские дружины, две сербские пехотные дивизии, сформированные в Одессе, Русско-бельгийский броневой автомобильный дивизион, созданный в Петрограде, части польских легионеров...
Ещё в 1-м Нерчинском казачьем полку в дни затишья два командира соседних сотен — 5-й и 6-й — не раз вели беседы о том, что России надо больше уповать на Азию, чем на Европу. Даже в годы идущей мировой войны:
— Вы только посмотрите, барон, как много среди наших забайкальских казаков бурят. Какие воины!
— Могу только подтвердить ваши слова, есаул. Я на них насмотрелся ещё на Русско-японской войне. Молодцы выше всяких похвал.
— А вы знаете, как буряты и монголы по сей день называют нашего государя-императора?
— Знаю. Белым царём.
— Они зовут его не просто белым царём, а Цаган-Каганом. То есть Великим Белым царём русских.
— Любопытная деталь.
— А как наши казаки-буряты, когда верхом, держат винтовки? Да они их держат как пики, которые служили оружием для воинов Чингисхана.
— А при чём здесь Чингисхан?
— А притом, барон, что я его дальний-дальний потомок. Посмотрите, сколько во мне монгольского на лице.
— Ну, Семёнов.
— А что? Да у меня в роду об этом говорят постоянно. А у отца дома, в карауле Куранджинском станицы Дурулгуевской, семь ящиков книг, больше сочинения по буддизму. Я их все малолетком перечитал.
— И я в Халхе буддизмом увлёкся. В монгольских монастырях-дацанах столькому научился у лам...
Есаул Семёнов с Румынского фронта написал военному министру Временного правительства Керенскому которое было отправлено с оказией — знакомым командированным офицером-сослуживцем в Петроград. Письмо министр-социалист получил, и оно его, скажем прямо, заинтересовало.
В основу идеи формирования добровольческого легкоконного полка в Забайкалье из монголов и бурят автор письма положил следующую мысль: надо «пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело».
В июне 1917 года есаула Семёнова вызвали с фронта в Петроград, на приём к военному министру. В итоге в сентябре будущий белоказачий атаман с мандатом полномочного комиссара Временного правительства и с крупной суммой денег наличными выехал по железной дороге из бурлящей
Известно, что Семёнов перед отъездом побывал в полках Уссурийской казачьей дивизии, застрявшей под Ямбургом. Там узнали о том, с какими целями есаул отправляется в Забайкалье. Узнал об этом и состоящий «в резерве чинов армии» есаул барон Унгерн-Штернберг, проживавший в близком Ревеле. Он был тогда просто безработным человеком, облачённым в офицерский мундир, с дипломом Павловского военного училища в кармане. И без всяких «видов» на будущее.
Когда есаул Семёнов прибыл в Забайкалье, там тоже бурлили политические страсти, благо всё забайкальское казачество призывного возраста находилось на фронте. Полномочный комиссар Временного правительства взялся было за дело формирования монголо-бурятского полка из добровольцев. Но власти в Чите и Верхнеудинске от настойчивого казачьего есаула только отмахивались. Да и власть «временных» скоро закончилась после октябрьского переворота в Петрограде.
Два месяца «бился» настырный есаул над созданием конного «азиатского» полка, но в таком «государственном» деле ему так никто и не помог. А тут Временное правительство пало. Телеграфные строки, приходившие в Читу, повергли Забайкальский край, вернее — его города, в состояние «социалистической анархии». Семёнов для себя решил твердо: оружия он складывать в борьбе с Советами не будет.
Но с чего было начинать? И он решил поднять забайкальских казаков, бурятскую часть населения края на войну за «Бога, царя и Отечество». Но для этого требовалась военная сила. А её не было: казачьи полки и батареи ещё только пробирались в родные станицы, посёлки и хутора по, казалось бы, бесконечной Транссибирской железнодорожной магистрали. По их пути красногвардейские отряды местных Советов стремились разоружить эшелоны казаков-фронтовиков. Отбирались не только винтовки и пушки, но и пики, шашки, кони.
Есаул, метивший в правители Забайкалья, имел тогда в подчинении всего четырёх верных ему офицеров и десяток надёжных казаков. Во главе этого воинского отряда Семёнов и появился на пограничной китайской станции Маньчжурия. Долгое время Гражданской войны на Дальнем Востоке она называлась не как семёновской ставкой.
С железнодорожной станции Григорий Семёнов, теперь называвшийся атаманом, стал рассылать вербовщиков в создаваемый им отряд, который именовался в официальных документах как Особый Маньчжурский. В годы Гражданской войны слово «Особый» за свою броскость пользовалось известной популярностью как в белом, так и в красном стане.
О том, что Семёнов в забайкальском приграничье формирует отряд для борьбы с Советами, барон Унгерн-Штернберг узнал от однополчан из Уссурийской казачьей дивизии — казачьих офицеров-корниловцев. Перед есаулом проблемы в том, на чьей стороне воевать в начинающейся Гражданской войне, не стояло. Вопрос был только в том, где влиться в ряды нарождавшегося Белого движения. Пробираться на Дон, к генералам Алексееву и Корнилову? Вступить в подпольные офицерские организации на российском Северо-Западе? Ехать через пол-России в Забайкалье?