Университетская набережная
Шрифт:
Сначала я затащил ее в уютный армянский ресторанчик на Васильевском, а потом она меня - в валютный бар на Невском. Где ко мне прицепились, естественно, с вопросами крепкие люди в одинаковых серых костюмах. Хорошо, что в баре за шампанское платила она, иначе мои университеты, боюсь, продолжились бы в других местах.
А потом была переписка, которая спустя несколько месяцев оборвалась. Не получив ответа на очередное письмо, я рассудил, что моя фройлен перестала видеть перспективу в наших отношениях. Из-за разного климата, наверное. Через какое-то время приезжаю домой в Гродно на
– Что, не надоело письма писать в Германию?
Тут я вспомнил, что «у нас длинные руки» и понял, где не увидели будущего в наших с немкой отношениях.
Одно хорошо: удалось, хотя и недолго, попрактиковаться в английском.
28 ноября в 12:18
Ну, так вот, во времена Горбачёвского (1985 г.) сухого закона в самый разгар борьбы с пьянством Осоцкий объявился в Москве по своим адвокатским делам. Обычно мы ходили в пивной зал на Полежаевской, а тут зашли домой к Зотову и выпили у него бутылку вина. Зотов собирал радиоусилитель и старательно делал вид, что мы ему мешаем.
– Слушай, - говорит Осоцкий, - в Москву Хейфец приехала, она сейчас у Коровиной. Ольга приглашала в гости.
Коровина с мужем жила в однушке где-то в глубине Строгино. В холодильнике у неё нашлось полкастрюли супа. Когда Ольга достала из кастрюли огромных размеров кость, уровень супа в ней резко понизился, но нам хватило. Мы пили дрянную тогда ещё водку завода Кристалл, заедали её супом и предавались воспоминаниям о днях минувших. С метро и другим транспортом в Строгино дела обстояли плохо, денег на такси уже не оставалось, поэтому Татьяна Валентиновна не стала настаивать на моём возвращении домой.
Небо сочная полудыня,
режу небо щербатым ножом луны.46.формат
Угомонились мы под утро. Мне и Осоцкому Коровина постелила на полу на кухне, сама с Мариной заняла тахту, а мужа отправила ночевать в машину. У них были Жигули 4-й модели.
Ворочаясь в темноте, Осоцкий принялся рассуждать о превратностях московской половой жизни, но я его слушать не стал, уснул. Утром бока болели, голова трещала, во рту ощущался вкус помойки. Я поехал на завод Серп и молот, сокращённо Сим-Сим, а Осоцкий – в Прокуратуру РСФСР.
Прокуратура города Москвы шефствовала над заводом Серп и молот, а следственное управление шефствовало над его транспортным цехом. Ровно в 10:00 мск я должен был читать в этом цеху лекцию о борьбе с пьянством. Между заводом Серп и молот с одной стороны и рекой Яузой с другой приютился Московский ликёро-водочный завод Кристалл, у которого не было собственных подъездных путей.
Поэтому подъездные пути ликёрка брала в аренду у Серпа и молота. По ним дважды в сутки тепловоз арендодателя туда-обратно за 7 минут чистого времени таскал кристалловские цистерны. Ночью, со спиртом, туда. Утром, порожние, оттуда. Готовую продукцию вывозили автомобильным транспортом.
Этот
Состав локомотивной бригады (машинист тепловоза, помощник) персонально утверждали на большом парткоме из числа стойких, проверенных коммунистов. Но ничего не помогало. Каждый день и Серп, и молот были пьяными.
На улице возле станции метро Площадь Ильича из кузова грузовой машины беспошлинно торговали Пепси-колой. Я высадил две бутылки и перевёл дух. Кажется, полегчало. Очень жаль, но я так и смог поговорить с начальником транспортного цеха. Он отсутствовал. По этой причине коллективу меня представил его заместитель.
– Слово для доклада предоставляется секретарю партийной организации следственного управления Прокуратуры г. Москвы В.В. Панкратову, - сказал он, быстро занял почётное место в первом ряду и приготовился слушать.
Со знанием дела я стал рассказывать о пагубных последствиях пьянства как отрицательного социального явления, доставшегося нам в наследство от пещерного капитализма в качестве родимого пятна этого прогнившего строя. Следственная практика позволяла мне иллюстрировать свои тезисы убедительными примерами из криминально-бытовой повседневности. Работяги слушали с интересом. Пошли вопросы.
– Почему в Афганистан нас посылают с 18 лет, а пиво разрешают пить с 21 года? – реализовал один из слушателей домашнюю заготовку.
– Потому, что не убитые и не покалеченные в Афганистане ребята должны восполнять людские потери и обеспечивать появление на свет здорового потомства, а не плодить ублюдков, - ответил я. Но мысль моя свернула с намеченного маршрута и устремилась в направлении, заданном словом пиво.
– Страна пребывает в состоянии вечного похмелья, - сказал я, - резко ограничить потребление алкоголя, значит усугубить мучения народа!
Слушатели оживились, ведь оратор вступился за понятные им общечеловеческие ценности, не убоявшись открыто выступить против нео горбачёвского курса партии и правительства.
– Неоспоримо, что нужно самым решительным образом сокращать производство крепких спиртных напитков,- охладил я их пыл, - но уменьшение производства водки должно сопровождаться увеличением производства пива и других слабоалкогольных напитков, например, сидра!
– Или браги, - подсказал кто-то из зала.
– Или браги, - согласился я.
Одним словом, со слушателями наладился конструктивный диалог, да жаль, моё время истекло. А способ хищения спирта всё-таки раскрыли. Его воровали не из полных цистерн, которые сопровождала вооружённая охрана, а из пустых, когда неохраняемый состав шёл обратно.