«Уния» и другие повести

Воликов Роман Владимирович

Смешной всё же человечек, дружок мой Афанасий. В тот день прения закончились поздно, ночная стража уже заступила в дозор. Я вернулся на постоялый двор, взбудораженный всеми этими спорами, и пытался своими словами разъяснить сонному Афанасию, в чём суть разногласий. Афанасий слушал неохотно, зевая, даже отказался пойти в погреб ещё за кувшином вина.

Соборные диспуты Афанасий не посещает, хоть я и договорился о местечке для него. Целыми днями пропадает в квартале шелкопрядов и в Платоновской Академии, которую Плифон организовал. По тоскански теперь балаболит так бойко, что я только диву даюсь – действительно, таланты у парня.

– Мутно это как-то, – наконец высказал

своё мнение Афанасий. – Получается, Великие Отцы говорили одно, подразумевали другое, написали третье или за них написали. Не удивительно, что теперь такая путаница. По мне, есть Святая Троица – она для всех одна, чего ещё судить, рядить. Вот у Плифона мне всё понятно: Зевс – главный бог, остальные в подчинении, у каждого своё дело, в чужое нос не сует. И красиво у них там было. Когда Плифон об орфических мистериях рассказывает, я, будто вживую, всё действо вижу.

– Трудно тебе дома придётся, – засмеялся я. – Не поймут наши девки твоих эллинских вакханалий. Дадут оглоблей промеж глаз, вот и вся языческая наука.

Лето от сотворения мира 6947, день священомученика Тимофея Прусского.

По настоянию Папы Евгения диспуты прекращены. Папа требует, чтобы православные представили ясное и убедительное изложение своей веры. Палеолог, скрепя сердцем, согласился. По чину, конечно, следовало бы с такой речью патриарху Вселенскому выступить, но Иосиф всё время болен, палат своих не покидает. Слово в защиту православия поручили держать Марку митрополиту эфесскому. Я записал для себя краткое извлечение его долгой речи.

«Во-первых, сам Бог-Слово, и первый богослов и учитель богословия, в последней беседе с учениками, сообщая им тайны богословия, сказал: «Егда же придет Утешитель, Егоже Аз пошлю вам от Отца, Духа истины, иже от Отца исходит, той свидетельствует о мне». Здесь тремя речениями соответственно Спаситель изобразил три богоначальственные ипостаси. О Духе говорит: «Егда придет». О себе с Отцом: «Егоже Аз пошлю вам Отца». Потом об Отце Едином: «Иже от Отца исходит». Не видите ли, какая строгая точность в этом богословском учении? Словами «егда придет» означается свобода и владычественное достоинство Духа. Когда говорит «Егоже Аз пошлю вам от Отца», то показывает Свое и Отца Своего благоволение о пришествии и явлении Духа. Когда же говорит «иже от Отца исходит», то этим показывает Вину Духа, от которой он имеет бытие. Для чего же Господь, упомянув пред этим о Себе, и предоставив Себе и Отцу Своему ниспослание от Духа Святого, не сказал и об исхождении, например так: «Иже от Нас исходит». Он, конечно, сказал бы так, если бы признавал исхождение Духа и от Него. А что исхождение от Отца составляет личное свойство Духа и никак не должно подразумевать здесь «и от Сына» свидетельствует Григорий Богослов: «Не выходя из данных нам пределов, вводим Нерожденного, Рожденного и Исходящего от Отца». Личное свойство должно соответствовать вполне тому, кому оно принадлежит, не заключая в себе ни более, ни менее: то есть если есть Дух Святой, то Он исходит Отца, и если есть что исходящее от Отца, то это есть Дух Святой.

Ученик Христов, сказатель Тайн Божьих, Павел в послании к коринфянам пишет: «Мы же не духа мира признаем, но Духа, Иже от Бога». Не подумает ли кто-либо здесь, что апостол Павел под именем Бога, разумел и Сына? Изъясняя сие богословие, блаженный Иоанн Богослов в Откровении Великому Григорию Чудотворцу, при посредстве Приснодевы Марии Богородицы, говорит: «Един Дух Святой, имеющий от Бога бытие и чрез Сына явившийся людям»…

В этом месте Торквемада прервал Марка эфесского и торжественно объявил, что Римская церковь никогда не признавала двух начал в Святой Троице, но исповедует

единую Вину и единое Начало, предавая мыслящих противно анафеме. Слова же «чрез Сына» имеют такой же глубокий смысл, как и слова «и от Сына исходящий», поэтому дальнейших препятствий для воссоединения церквей он не видит. Не давая Марку продолжить, он прочёл из послания преподобного Максима Исповедника: «Римские христиане никогда не утверждали, что Сын есть причина Духа, ибо знают, что причина Сына и Духа – Отец, Одного – по рождению, Другого – по исхождению, но показывают только, что Дух чрез Сына посылается, и таким образом означают сродство и безразличие их Сущности».

– Римская церковь направила Порфирородному письменное утверждение о бессмысленности дальнейших прений и ждёт ответа, – Иоанн де Монтенегро, кардинал Родосский нагло и вопросительно уставился на Палеолога.

Палеолог молча кивнул и также молча, жестом, приказал Марку эфесскому прекратить речь.

Все мы, православные, уходили с этого заседания как оплёванные. Дальнейшая судьба Вселенского Собора зависит теперь от папской воли. Третий день пищи нам не выдают вовсе. Если бы не одежды исидоровы и других митрополитов, что жидам заложили, передохли бы с голода.

Лето от сотворения мира 6947, день мучеников Леонтия, Ипатия и Феодула.

Посреди ночи меня растолкал Исидор.

– Просыпайся, толмач, – сказал он. – Ты мне нужен.

В исидоровой келье нас ждали Виссарион никейский, Дорофей митрополит митиленский и Мефодий митрополит лекедомонский.

– Я только что был у Палеолога, – с порога сообщил Исидор. – Марк эфесский бежал.

Дорофей митиленский ахнул и сел как баба на воз.

– Император запретил православным покидать город, – продолжил Исидор. – Несогласных казнить. Если понадобится, даже патриарха Вселенского.

– Мы зачем сюда приехали? – сказал Виссарион никейский, как мне показалось, убеждая самого себя. – Мы приехали сюда затем, чтобы спасать веру православную и отечество наше, а не доказывать, что мы правы или то, что мы умнее или более образованны. Мы это и так знаем, нам доказательства ни к чему.

– Надо бы у патриарха опять всем митрополитам собраться, – промямлил Дорофей. – Почитать Святых Отцов, поискать решение.

– Сколько раз уже собирались, – сказал Виссарион. – Каждый святее святого хочет быть. Пора бы уже понять: латиняне в своих догматах ничего не поменяют. Всё, что они примут – это наше добровольное согласие с такими оговорками, которые им противны не будут.

– Я вчера несколько часов провёл у патриарха, – сказал Мефодий лекедомонский, доселе молчавший. – Патриарх при смерти, весь в мыслях об ином мире, происходящее в реальности не осознает.

– Вы что задумали? – закричал Дорофей митиленский.

– Я предлагаю, – спокойно сказал Исидор, – чтобы вот этот человек, – он показал на меня, – под нашу диктовку записал такой ответ патриарха Вселенского Папе Римскому, чтобы на торжественном заседании Собора объявили о воссоединении церквей. А, написав, мы все вместе пойдём к патриарху и от лица всех православных митрополитов добьёмся, чтобы патриарх Вселенский такой ответ подписал.

– Как мы же пастве потом в глаза смотреть будем, – прошептал Дорофей. – Как объяснимся?

– А на то ты и пастырь, – сказал Виссарион, – чтобы стаду неразумному объяснять, что к чему. А не сможешь объяснить, так и полетишь с митрополичьего престола долой.

– Я надеюсь, ты не трус, толмач, – сказал мне Исидор. – Не зря же с Плифоном дружишь?

– Я не из пугливых, – сказал я. – Но и не подлец. Если спросят, как дело было, скрывать ничего не стану.

– Ну, это твоё право, – сказал Виссарион.