Унтовое войско
Шрифт:
Банзаров, почувствовав хмель в голове, подзадорил отца Нила:
— Все бы приемлемо в вашем учении, святой отец, да молитв у вас много и все они многословны. У буддистов проще. Молитвенные колеса — хурдэ. Крутнул раз — прочитал столько молитв, сколько там, в хурдэ, написано их на бумажках. А можно возле юрты шест с лоскутами воткнуть. На лоскутках тексты молитв. Ветер треплет, поворачивает лоскутки и так и сяк — считается, что хозяин молится, славит Будду. Не правда ли, как удобно для нашего непросвещенного жителя!
Отец Нил недоумевающе оттянул губу:
— Вся сладость молитвы в исповеди, в пении. Чувства к господу богу изъявляются открыто, громогласно.
— Браво, брависсимо, ваше преосвященство! — заорал вовсе опьяневший дьякон. — Вот когда я дьяконил… Это было… Дай бог памяти… — Подхватив на вилку огурец, он ткнул огурцом в тарелку отца Нила, собирая им соус.
Дьяконица поспешила заменить архиепископу тарелку. Дьякона оттерли на край стола.
— Кушайте, отец преподобный! — угощала попадья Нила. — Кушайте, рыбка озерная, гулевая… спасовская. Не откажите… Доброхотно отдана боголюбивыми прихожанами.
— Да не оскудеет рука твоя в возблагодарении, — гудел дьякон, — и благо тебе будет на земле и на небе! Во веки веков. Аминь!
Отец Нил пил мало и все пытался толковать заповеди господа бога.
— В праздник господен воскресенье отложи дела мирские и обратись сердцем к творцу, — говорил он, закатывая глаза к потолку. — А все ли так поступают?
— Не все, — согласился Банзаров. — В улусах и селах сколько угодно народу, что не знают отдыха.
— Вот он, Христос-то, каков! — восторженно воскликнул отец Нил. — И царя земного, и господина земного призовет к ответу, поелику те преступят его заповеди. Что вы скажете, господин Банзаров?
— Уж не мыслите ли вы, отцы духовные, обратить бедного чиновника, младшего брата вашего, в христианскую веру?
— Истинно! Истинно! — провозгласил отец Нил. — Прими божеское учение и вместе станем богословствовать.
— И буддизм, и христианство мне известны, — ответил Банзаров. — И Будда и Христос… Вы, отец Нил, и вы, отец Сидор, провозглашаете народу привольную и сладкую жизнь на том свете и утверждаете именем бога, что поскольку мужику нет уготованной ему судьбы, то на страшном суде спросится с царя земного и господина земного. А буддизм утверждает, что жизнь на земле — это зло и страдание. И что же мы видим? Не переполнилась ли наша земля злом и страданием? Вы можете отвергать буддизм, по вы не отвергнете мужицкую бедность и мужицкое бесправие. Видывали вы хлеб, которым питается мужик российский? Он выпекается из мякины и крапивы с лебедой, и видом похож на высушенный конский навоз.
— Что же, по-вашему, молодой господин, порождает эти страдания? — вставил отец Нил. Он уже сидел мрачным. Черемуховые глаза его сухо и, отчужденно поблескивали.
— Порождает?.. Страсти и желания. Ламы призывают верующих Подавлять в себе страсти и желания. Отказ, добровольный отказ or радостей жизни, подавление всех желаний означает: «Погрузимся в нирвану». Туда, где духовное, божественное начало, У нас, как и у вас, есть рай и есть ад, есть злые и добрые духи, как есть у вас ангелы, угодники, сатана, ведьмы, черти. И попы, и ламы обещают верующим счастливую загробную жизнь. Видите, как много у нас общего! Если в чем мы и разнимся, так это… Я уж говорил… Страдание есть жизнь, а жизнь есть страдание.
— И сотворим им ве-е-ечную память! — тянул пьяный дьякон, порываясь встать со стула.
Псаломщик, просидевший всю трапезу
— В градусном нашем состоянии не до беседы, господин Банзаров, — учтиво, но холодно произнес отец Нил. — За спором нашим мы совсем забыли о закуси и наливках, припасенных хозяином и хозяйкой. За их счастье, за их здоровье!
Банзаров и сам недоумевал: зачем спорил с Нилом? Захотелось подзадорить, обозлить служителей культа. И чего они к нему пристали? Банзаров в облике христианина… Зачем? Принять крещение — это высказать веру в то, что проповедует отец Нил. А этой веры у него нет и будет ли она когда? В душе он давно порвал с буддизмом — на обо не бывал сколько лет, хурдэ затерялось где-то… Ламы ничем не порядочнее отца Нила. «Жизнь есть страдание, откажись от всего…» Это как раз и устраивает тайшей, зайсанов, шуленг. Не завидуй богатым, смирись. На том свете ждет тебя перерождение. А на этом? Нищета, голод, болезни. У отца Нила это же самое в проповедях. Терпите кнутобойство, каторгу, почитайте самодура-майора, который велит фельдфебелю плевать солдатам в лицо и подбирает себе в комендатский взвод людей, как скот, по цвету волос. Терпите и вместо хлеба ешьте нечто напоминающее высохший конский навоз. За все сие на том свете ответит царь земной и господин земной перед богом. Как же… ответит…
Банзаров торопился домой со службы. Час был поздний.
Его обогнала черная карета с закрытыми шторками. Кучер придержал лошадей. Шторка приподнялась:
— Господин Банзаров! Не угодно… подвезу.
Узнал отца Нила по умильно-сладкому тону, по бронзовым ангелочкам на карете.
Дверца открылась. Пахнуло духами «амбре». Владыка отвалился к мягкой стенке, лица не видно, слова журчат ласково:
— Все в поте лица своего… Вытираете локти на сюртуке. Вижу, притомились, умаялись. Мне генерал про вас рассказывал. «Умом и энергией, говорит, не обижен, страдает душевно по причине жизненной неуравновешенности и неудовлетворенности». С годами пройдет, чадо любезное. Уляжется бурливая река в свои берега. Христианская вера взывает всех нас к воздержанию, смирению и благопристойности.
«У отца Сидора, кушая наливки, он что-то выражался совсем не так», — усмехнулся Банзаров.
— Возлюби ближнего… именем господа нашего Иисуса.
— Давайте на откровенность, отец Нил, — предложил Банзаров. — Я инакомыслящий, инаковерующий… побеседуем на светском языке. Вам скоро в Ярославль отправляться?
— Да, молодой господин, — настороженно ответил архиерей.
— Зачем вам нужно, чтобы меня крестил отец Сидор? Вы сошлетесь на свои миссионерские обязанности. Знаю, знаю. В улусах вы принуждаете жителей к крещению не мытьем, так катаньем. Но почему особое внимание к моей персоне?
— Бог скорбит о каждом заблудшемся.
— Пусть о каждом, святой отец, бог скорбит, но я о себе спрашиваю.
— Настойчив… не по возрасту и положению своему. Не выказывай авгура [43] из себя. Греховно это. Но так и быть. Скажу. По поручению генерала будет с вами беседовать отец Афанасий, мой преемник. Натура у него мягкая, всепрощенческая. Ну да сами увидите. А я поговорю с вами. Сами понимаете, тайна нашей беседы освящена законом и богом.
— Понимаю.
43
Человек, скрывающий свои знания.