Уорхол
Шрифт:
В собственной странной манере Энди стал раскрываться. Если в Техе какая-то часть его натуры наслаждалась, шокируя однокурсников, это и в сравнение никакое не шло с тем, что он учудил на вечеринке у Балкомба Грина в Питтсбурге. «Там была стайка студентов, – вспоминал Перри Дэвис, – а он зашел и говорит: „Так, раздеваются все, у меня с собой альбом“». Роберт Флейшер рассказал Патрику Смиту, что, когда коммуна с Манхэттен-авеню разъезжалась, родители Элейн Бауманн устроили у себя Хеллоуин, куда должен был прийти и Уорхол в компании нескольких бывших соседей:
Время все шло и шло, и тут вдруг в полночь – они сделали так сознательно для эффектного появления – звонят в дверь, а потом заваливаются,
Их хохот для Флейшера был унизительным. Может, по идее Энди это и была шутка, тот же почувствовал себя выставленным на посмешище.
Пока Энди жил один, у него появились весьма доверительные отношения с телефоном, которого впоследствии он называл своим лучшим другом. Телефон стал не только его связующей линией жизни с финансовыми и арт-директорами, но и волшебной машиной, позволявшей вести более интимные разговоры, чем он смог бы лично. Из-за того, что Энди боялся спать один, но не мог делить постель с кем-либо, телефон был его идеальным компаньоном и в кровати. Клаубер, который тогда с ума сходил по юноше с именем Фрэнсис Хьюз, уже ждал от Энди регулярного звонка среди ночи с расспросами о произошедшем накануне.
Это был большой опосредованный роман Энди. Парень уходил около двух ночи, я тут же обсуждал с Энди случившееся. Ему нужны были все детали, ну, я и рассказывал. Прослушивание этих историй делало его счастливым: «Еще рассказывай, рассказывай еще». Он был настоящим вуайеристом и из тех людей, которые наслаждаются замещением собственных впечатлений чужими. Потом я познакомил его со своей второй настоящей любовью, Ральфом Томасом Уордом (Корки), и, кажется, Энди в Корки влюбился.
Уорд жил на Юнион-сквер с мужчиной постарше, Аланом Россом Макдугалом (Дуги), секретарем Айседоры Дункан. Высокий, гибкий, талантливый поэт и художник с кудрявыми темными волосами, много пьющий и достаточно безбашенный. Уорд был эдаким романтическим героем для своих товарищей, но только на Рождество 1951 года Клаубер заметил, что Энди на него стал западать. На то Рождество они втроем, в компании молодого человека по имени Чарльз, пошли на какой-то французский фильм. После чего нашли елку и потащили ее на квартиру к Клауберу, где стали отмечать, танцуя в гостиной.
Клаубер живо помнил эту сцену:
Я стянул брюки, и мы с Ральфом начали лихо вальсировать и врезались в стол, а когда я поднялся, у меня в боку была здоровая рана, мы позвонили в скорую, что подразумевало, что и копы приедут. Энди от осознания этого факта стало дурно, и он смылся оттуда. Просто в ужасе был. Конечно же, для копов было очевидно, что вечеринка гейская, и они подозревали, что меня пырнули.
По словам Уорда, «копы вели себя грубо, хотя один из них и был весьма ничего». Тем не менее никаких обвинений предъявлено не было, и Джордж, Ральф и Чарльз сели в скорую и полицейскую машины. Энди наблюдал из арки здания через дорогу, как эскорт двинулся в больницу. Он не осмелился оказаться замешанным в подобное, но должен был знать, чем дело кончится. Для Джорджа это был знак, что Энди уже был сильно влюблен в Ральфа.
Хотя раньше он был вполне удовлетворен своими вуайеристскими забавами, с Ральфом Энди повел себя чуть более прямолинейно. В последующие недели он написал ему кучу любовных записок, но Ральф отверг его робкие заигрывания. «У Энди со мной был роман, – вспоминал он. – Я же никогда им не интересовался». Но все же последовала достаточно близкая дружба, такая, чтобы другие гадали, не любовники ли они. И теперь Клаубер был третьим лишним.
Ранней весной 1952 года Уорд и Уорхол стали работать вместе над серией рукописных книжек. Это был первый
Какая бы близость ни была между Энди и Ральфом, она в течение следующего года перестала существовать. Как обнаружил Уорд, поддерживать близкую дружбу с Энди было тяжело, потому что тот был настолько нуждающимся во внимании и чересчур легко ранимым. Ральф еще и посматривал свысока на увлечение Энди работой и получением дохода.
«Энди все делал ради денег, – утверждал Уорд. – Его основной целью было научиться работать быстрее».
Клаубер прокомментировал: «Было определенное недовольство среди тогдашних знакомых Энди. Филип с Дороти Перстайн тоже оказались несколько разочарованы, но Ральф был особенно презрителен по отношению к провинциализму Энди в вопросах саморекламы и раскрутки. И, думаю, Энди на Ральфа был обижен. Тут и сомнений нет».
Странная парочка
1952–1954
Как-то вечером в квартиру, где я жил, заявилась мама с парой чемоданов и пакетов и объявила, что она покинула Пенсильванию навсегда, чтобы «остаться жить с ее Энди». Я сказал ей: «О’кей, оставайся, но только до тех пор, пока я сигнализацию не поставлю».
Отношения с Уордом совпали с переездом Энди в его собственное жилье, удручающе грязную, засиженную мышами и вшами, не отапливаемую квартиру на первом этаже в здании под железнодорожными путями разрушенной ныне надземки на 3-й авеню, дом 216 по Восточной 75-й улице.
Юлия навестила его с Полом. Прибирая квартиру и готовя семейный обед, она допрашивала его о доходах и стирала его белье. Энди никогда еще не приходилось вести собственное хозяйство, и Юлия имела все основания волноваться, способен ли он обеспечить себя. Все его вещи были грязными и изношенными, а кто-то из друзей заметил, что порой Энди пах так, словно несколько дней не мылся. Он перебивался преимущественно пирожными и сладостями. Все четырнадцать часов обратного пути в Питтсбург Юлия провела за литанией из собственных страхов и молитв за ее младшенького.
В Питтсбурге Пол Вархола только начал преуспевать в торговле металлоломом, и Юлия подумывала переехать с Джоном к нему, в пригород Клертон.
Пол Вархола:
Маме район нравился. Говорит: «Если найдешь мне у себя дом, я бы переехала». О’кей, дом мы нашли, купили дом. Тут мой брат Джон решил, что хочет жениться. Ну, мама посчитала, что ей нет нужды ехать в большой дом. Говорит: «Что ж, единственный выход, кажется, – поехать к Энди в Нью-Йорк».
Ранней весной 1952 года Юлия приехала в Нью-Йорк с Джоном в его фургоне мороженщика. «На подошве у Энди была дырка с доллар, – вспоминал Джон. – Так что я оставил ему свою лучшую пару. Думаю, мама, как увидела это, сразу решила переехать туда, чтобы ухаживать за ним».