Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Шрёдер Элис

И, разумеется, эта форма не позволяла ей рассчитаться по долгам или сохранить свой дом. Уоррен никогда не делился деньгами просто так, не имея возможности контролировать последствия. Тем не менее после того, как шторм утих, у Дорис появились новые перспективы. Она была благодарна Уоррену за то, что он преодолел свои предубеждения и помог ей, пусть и по-своему. Она четко представляла себе, что без его помощи не смогла бы сделать вообще ничего. После того как она наскребла денег и расплатилась с долгами, их отношения постепенно вернулись в норму, и алтарь Уоррена так и остался на своем месте в доме Дорис.

Другой жертвой кризиса, с которой Баффету пришлось разбираться, была компания Salomon. Через три месяца после того, как в нее инвестировал Berkshire, Баффет и Мангер впервые посетили собрание правления компании. Основная тема повестки дня была связана с падением объемов работы

у подразделений Salomon, занимавшихся трейдингом и слияниями, а также 75 миллионами потерь фирмы вследствие «черного понедельника»¹¹. Salomon вышла из кризиса ослабленной из-за того, что всего за несколько дней до падения рынка Гутфрейнд бесстрастно уволил восемьсот сотрудников, в том числе высокоценимых и давно работавших на компанию, и остановил деятельность прибыльных направлений, таких как торговля коммерческими бумагами (тихая заводь бизнеса по торговле облигациями), причем сделал все это настолько внезапно, что практически безвозвратно испортил отношения с рядом важных клиентов³⁹⁶. Эти действия, а также потери от «черного понедельника» обещали проделать немалую дыру в кармане акционеров к концу года. В итоге акции Salomon посыпались в мусорный бак.

Несмотря на переживания акционеров, комитет по компенсациям (в который Баффет вошел по просьбе его председателя Боба Зеллера) начал обсуждать вопрос снижения цены, по которой сотрудники компании могли бы реализовать свои опционы, связанные с акциями компании.

Опционы представляли собой права на выкуп акций в будущем по определенной цене. Если провести аналогию между Salomon и Sees Candies, то это бы означало, что Баффет рассчитывался бы с рабочими на конвейере клочками бумаги, дававшими им право купить конфеты по фиксированной цене. И если бы цена конфет повышалась от года к году, то вместе с ней росли бы в цене и эти кусочки бумаги.

Однако тот год считался бы для кондитерской фабрики довольно неудачным. Компания была готова понести значительные потери, а ее сотрудников ждало сокращение зарплат. Компенсационный комитет обсуждал вопрос снижения базовой цены, которую работники должны были бы заплатить за «конфеты». Баффет выступал против этого решения. «Кондитерская фабрика» принадлежала ее владельцам — акционерам, а не работникам¹². Он хотел, чтобы базовая цена снизилась не больше, чем доходы¹³. Однако другие члены комитета полагали, что, когда Гутфрейнд обещал им определенные условия двумя месяцами раньше, он имел в виду совершенно определенную цену. Соответственно, им казалось, что возникшая разница должна быть покрыта за счет акционеров. Возможно, они хотели предупредить традиционное для Уолл-стрит паническое бегство в день выплаты бонуса, когда получившие его люди чувствовали себя обделенными: «Хватай деньги и беги!»

Баффет чувствовал, что это неправильно с моральной точки зрения. Акционеры не получают доходов, так почему же работники должны получать свои «конфеты»?

Комитет проголосовал против его предложения — двумя голосами против одного. Баффет был в бешенстве¹⁴. Однако его роль в правлении Salomon была достаточно формальной. Его советы редко принимались во внимание. Несмотря на то что акции Salomon практически сразу восстановились в цене, Баффет посчитал, что изменение цены опционов «почти сразу» сделало его инвестиции в Salomon «значительно менее привлекательными, чем было раньше.

«Мне следовало упорнее защищать свои права и не бояться говорить в полный голос. И, возможно, тогда я чувствовал бы себя спокойнее. Тем не менее это не изменило бы хода истории. И если ты не получаешь удовлетворения от жестоких битв, такое поведение не имеет смысла». Желание Баффета ввязываться в драку — пусть даже окольным путем — значительно снизилось по сравнению с днями Sanborn Мар, Dempster и попытками «баффетирования» Сибери Стэнтона.

«Мне не нравится воевать. Оказавшись в гуще сражения, я не убегаю, но никакого удовольствия мне это не приносит. И когда решение было вынесено на рассмотрение правления, мы с Чарли даже не стали против него голосовать. Мы согласились с большинством. Мы даже не воздержались, так как в данном случае это выглядело бы как брошенная перчатка. Кроме того, в Salomon были и другие проблемы. Глупости происходили одна за другой, но руководители компании не хотели, чтобы я говорил по этому поводу хотя бы слово. А потом, это еще вопрос, стоит ли говорить что-то впустую. Я никогда не дерусь только потому, что мне хочется драться».

Поначалу Баффет был очень расположен к Гутфрейнду, сдержанному и вдумчивому

человеку, влюбленному в свою работу, который приезжал в офис в семь часов утра, зажигал первую за день огромную ямайскую сигару Temple Hall и начинал ходить от одного трейдера в рубашке с засученными рукавами к другому, приговаривая: «Каждое утро будьте готовы укусить медведя за задницу»¹⁵. Многим сотрудникам, выступавшим перед правлением, казалось, что Баффет как член правления вел себя «сравнительно пассивно»¹⁶. Казалось, он совершенно не разбирается в деталях того, как устроен бизнес. Адаптация к условиям бизнеса, который не был основан на реальном производстве или не действовал по принципу конвейера, давалась ему достаточно непросто¹⁷. Так как он инвестировал в Salomon исключительно из-за Гут-фрейнда, а теперь был недоволен его работой, то принялся рассматривать другой вариант действий, а именно продажу своей доли и выход из состава правления³⁹⁷. Уоллстрит наполнился слухами о том, что у Баффета с Гутфрейндом испортились отношения, что Баффет собирается продать свою долю или уволить Гутфрейнда и пригласить для руководства фирмой кого-то другого¹⁸. Однако все это было неправдой. Если бы такой знаменитый персонаж, как Баффет, основной акционер компании, продал свои акции и вышел из состава правления, это стало бы настоящим шоком для рынка, обрушило бы курс акций Salomon и дорого обошлось бы прочим акционерам. Кроме того, в глазах других этот поступок сделал бы его капризным, мстительным или ненадежным. К тому моменту его репутация уже превратилась в своеобразный актив Berkshire. Более того, он не собирался капитулировать перед Гутфрейндом. Именно Гутфрейнд служил основной причиной, по которой Баффет вложил деньги в компанию. А когда Баффет принимал решение кого-то обнять, то для того, чтобы разомкнуть эти объятия, потребовался бы топор. Таким образом, в канун рождественских праздников они с Гутфрейндом вступили в непростой переговорный процесс, намереваясь разобраться со своими различиями во взглядах.

Тем временем потери продолжались. За две недели до конца года члены Buffett Group получили запоздалое письмо от Кэтрин Грэхем. Некоторые адресаты впали в шок. Грэхем выслала каждому из них счет. Оказалось, что они не были ее гостями. Фактически они сами были вынуждены платить за все то великолепие в Вильямсбур-ге, которое им устроила Кей! Итоговый счет был настолько велик, что у всех «перехватило дыхание». Кей написала: «Мне крайне жаль, что я прислала вам столь большой счет, да еще так поздно. Я надеюсь, что Рождество все же будет веселым и что я остаюсь вашим другом»¹⁹.

У Баффета действительно было веселое Рождество, но по другой причине — он подарил себе Coca-Cola. И этот подарок помог ему сгладить неприятное ощущение, возникшее при работе с Salomon. Незадолго до этого на обеде в Белом доме он разговорился со своим старым другом Доном Кью, который теперь занимал пост президента и CEO компании. Кью убедил его переключиться от привычной пепси с вишневым сиропом на только что вышедшую на рынок Cherry Coke. Баффет попробовал новый напиток, и тот ему понравился. Его семья и друзья были искренне шокированы, когда человек, столь широко известный своей лояльностью к Pepsi, развернулся на 180 градусов. Однако на протяжении многих лет акции Coca-Cola были слишком дороги для Баффета и он даже не рассматривал возможности их покупки. Теперь же компания столкнулась с проблемами, ее боттлеры завязли в путах ценовой войны с Pepsi, в результате чего цена акций Соса упала до 38 долларов за акцию. По некоторым слухам, именно в этом и состояла главная цель страшного Перельмана — это давало компании возможность начать выкупать собственные акции. Несмотря на все еще высокую цену, компания обладала высококачественным брендом, находящимся под угрозой, примерно как и American Express несколькими годами ранее.

Уоррен понимал, что Coca-Cola — отнюдь не «сигарный окурок». Напротив, она казалась ему настоящим денежным водопадом, лишь малая часть которого направлялась на операционные расходы. Компания из года в год демонстрировала отличный денежный поток; и это было материальной вещью, на основании которой он мог заняться подсчетами в голове. Так как он изучал деятельность компании на протяжении ряда лет, то знал, сколько денег она заработала в прошлом, и мог вполне точно оценить, насколько хорошо может вырасти бизнес Coca-Cola в ближайшем и отдаленном будущем³⁹⁸. Перспективы роста компании вкупе с постоянно положительным денежным потоком позволяли ему увидеть в компании немалую ценность для себя.