Упорядоченное (Сборник)

Перумов Ник

И он, демон его побери, ревнует, сходит с ума и мучается!

…Но всё-таки он сперва залезет туда, в «аппендикс». Спаситель троицу любит.

Сборы заняли не день, не два, а целую седмицу. И всю эту седмицу Алисанда с ним не разговаривала. Только на пятое утро сдержанно, с холодным достоинством поздоровалась.

Поздоровалась, дефилируя под руку с Томасом фон Нидлунгом, первым на курсе красавчиком из маркграфства Штирбер, где его папаша владел на ленных правах одноименным местечком Нидлунг. Означенный белокурый

Томас, с зубовным скрежетом признавал Вениамин, был высок ростом, отлично сложен – хоть лепи с него атлетов, с детства занимался воинскими искусствами, отлично ездил верхом, прекрасно фехтовал, но если надо – мог выйти на кулаки, и отличался также вполне приличными способностями; к внешности, увы, прилагалось ещё и соображение.

Вениамину потребовалась вся выдержка, чтобы ответить таким же суховатым (как ему казалось) и изысканно-вежливым (как ему казалось такоже) кивком.

Томас довольно ухмыльнулся.

Давай-давай, мрачно посулил про себя Вениамин. Это мы ещё посмотрим!..

– Вот индюк надутый, – с негромким смешком проговорил кто-то рядом.

Мелькнули очень белые – не седые, а именно белые – волосы.

– Асти? – Вениамин не выдержал – жарко покраснел, словно тихая и застенчивая Асти Спеллдинг, безо всяких «де», «ди» или «дю», могла каким-то образом подслушать его мысли. – Ты тут зачем?

Последняя фраза не сделала бы чести и последнему кухонному мужику, но Асти её словно и не расслышала.

– Индюк он надутый, – повторила она. – И дурак набитый.

Это было неправдой, Томаса дураком как раз не назовёшь, признал про себя Вениамин, скрипнув зубами. Не круглый отличник, конечно, но, как и сам ассоциат Скорре, «высокий хорошист».

С индюком надутым и дураком набитым Санди бы никогда не пошла под руку. Не уронила б себя.

Но слова Асти слушать было приятно, никуда не денешься.

– Слишком уж много о себе воображает, – продолжала Асти, шагая рядом. – Думает, ежели блондинчик да мускулист – так все девчонки уже его. Он и ко мне подъезжал, да я от ворот поворот дала. На кой мне такие, которые весь курс уже перепробовали?

Вениамину едва-едва удалось заставить себя не оглянуться.

– Асти, ты куда сейчас? – и ругнулся про себя, запоздало сообразив, что у них же общий класс, элементальная магия.

– С тобой, если не возражаешь, – улыбнулась она. – У нас Ярость Элементов, если запамятовал.

– А. Ну да. Конечно. Прости, я что-то не сообразил.

– Ничего, – она продолжала улыбаться, поправила сбившуюся прядку. – Ты как, готов? Всё выучил? А то получим… бурю Элементалей в наказание.

– Ага, «метель снежноигольчатая, с ветром, восемь баллов по шкале Дюрмура», – подхватил Вениамин. – «Усмиряйте».

– И сам так и норовит тебе иглой в глаза угодить!

…Так они дошли до самого поворота. И на нём Вениамин всё-таки не удержался –

глянул назад, тем более, что теперь это не получилось бы настолько явно.

Алисанда глядела ему вслед.

…После этого словно само получалось, что Асти неведомо как, но оказывалась с ним рядом. На лекциях, на семинарах. Она никуда его не звала, не ходила с ним под руку, не говоря уж о том, чтобы за руки взяться. Просто была рядом. Ничего не просила, ничего не требовала, не провожала, не навязывалась.

Алисанда при встречах теперь прожигала Вениамина взглядом; он же заканчивал свою подготовку, изо всех сил пытаясь выкинуть из головы мысли о недоступных ныне прелестях милсдарыни де Брие.

Всё, что мог, он собрал. Всем запасся. Остальное – уже сам, его память, его знания.

Третий раз – последний, и четвёртого не будет.

…Был самый конец ночи, и тёмный зверь послушно уползал за горизонт; светлая полоска на востоке становилась всё ярче, но времени хватит – дорога знакома, остались вбитые в стену крючья. Он справится.

Знакомое окно. Так и не вставленный обратно железный прут, несмотря на данное Санди обещание. Нет-нет, я не буду сейчас о ней думать. Дело, то, ради чего я здесь.

В окнах застыла тьма, и это было хорошо. Если бы оттуда пробивался свет – вот тут Вениамин, наверное, повернул бы назад. Это бы означало – к его появлению готовы, его ждут.

Но нет – тьма и только тьма.

Он потратил некоторое время, закрепляясь на внешней стороне стены. Что бы ни обитало там, в старых аудиториях, оно явно не имело власти за пределами замурованного корпуса.

На сей раз Вениамин был и впрямь готов. В прошлую ночь он уже поднимался сюда, оставив снаружи два заплечных мешка со всем необходимым. Сегодня поднялся с ещё двумя.

Если так выйдет, что ему больше не суждено будет здесь оказаться, то, по крайней мере, он не останется с пустыми руками.

Он ещё помедлил какое-то время – густая тьма за окном казалось поверхностью тёмного моря, в которое предстоит занырнуть, не зная, насколько тут глубоко и есть ли вообще дно в пределах досягаемости.

Но надо. Охота – она пуще неволи.

Внутри было прохладно, темно и по-прежнему плавала пыль. Многолетний слой её, раз потревоженный, отчего-то никак не хотел оседать обратно.

Пусто и тихо. Пустая аудитория с мраморным столом посредине молчала.

Вениамин достал лампу, осторожно засветил. Он старался как можно меньше пользоваться магическими аксессуарами, только если уж совсем припрёт. Теперь, пока здешние хозяева – кем бы они ни были – не проснулись, ему требовалось выложить отпорный круг.

В «анатомичке» по-прежнему стоял промозглый холод: какая-то сила жадно высасывала последние крохи тепла из воздуха, точно каннибал – костный мозг из раздробленной сердцевины.