Упрямая гувернантка
Шрифт:
— Вы опять правы. — Начался спуск в долину, по которой рассыпались дома деревни, и барон переключил скорость. — Некоторые современники называют мое поведение эксцентричным. Это просто неприлично — обрабатывать собственную землю, кормить собственный скот, работать до боли в спине! Я — барон фон Райхштейн и, следовательно, позорю свой титул. — Он пожал плечами. — Но я — мужчина, к счастью здоровый, и люблю свою работу. По натуре я не сибарит, но мне твердят, что я должен продать замок, имение, все!
— Почему? — удивилась Виктория. Барон пожал плечами:
— С деньгами от продажи я смогу найти квартиру в Вене или Париже и присоединиться ко всем остальным обедневшим баронам и баронессам
Виктория была озадачена, но не словами, а тем, что не было сказано. Ни разу он не упомянул жену, баронессу, и это странно. Где мать Софи? Почему ее имя никогда не упоминается? Баронесса жива, иначе ей сказали бы. Но к чему вся эта секретность? Это было самое тревожное, и Виктории, привыкшей к доверию крестной, ситуация показалась в высшей степени интригующей.
На окраине деревни стояла маленькая церковь, готический шпиль и арочный фасад придавали ей средневековый вид. Но барон объяснил, что, хотя фундамент очень древний, большая часть каменной кладки обновлена и не оригинальна. Но даже при этом перед девушкой предстал весьма привлекательный пример австрийской архитектуры, которую Виктория всегда считала барочной. Многочисленные детали и буйство скульптуры, очень часто приводящие к орнаментальному излишеству, к счастью, здесь отсутствовали.
Деревня Райхштейн состояла из главной улицы с несколькими магазинами и высокими узкими домами с балконами и вазонами. Центром была площадь с каменным памятником неведомому святому. Именно здесь собирались люди, чтобы обменяться новостями. На площадь, окруженную рядом голых деревьев, выходила маленькая гостиница с качающейся вывеской и школа с примыкающей игровой площадкой. Очень компактно, все близко, и при этом очень похоже на небольшой английский городок.
Барон поставил универсал на площади, застегнул парку, поднял капюшон и вылез из машины. Проникший в салон холодный воздух заставил Викторию тоже поднять воротник, и она вышла, опережая намерение барона открыть ей дверь. Когда он захлопнул за ней дверцу, она не удержалась от шутливого замечания:
— Кажется, это мне следует открывать вам дверь, герр барон.
Барон нахмурился и грубовато ответил:
— Мне надо позвонить. Чем вы займетесь?
Она пожала плечами, огляделась, уверенная, что их появление вызвало повышенный интерес у прохожих. Большинство встречных тепло и вежливо приветствовали барона, но с некоторым недоумением разглядывали Викторию.
— Пройдусь по магазинам, — наконец сказала она, — кое-что куплю. Можно?
Барон внимательно посмотрел на нее, затем кивнул.
— Не возражаете побыть в одиночестве? — тихо осведомился он.
Виктория порозовела:
— Конечно, нет. Надеюсь, вы не задержитесь?
Несколько нестерпимых мгновений барон вглядывался ей в лицо, затем, покачал головой.
— Нет, не задержусь, — согласился он. — Если мы встретимся здесь, скажем… — он взглянул на свои золотые часы, — через сорок пять минут, то перед возвращением в замок можем чего-нибудь выпить.
Виктория глубоко запрятала руки в карманы дубленки.
— Чудесно, — кивнула она.
— Sehr gut! [19] — Барон слегка поклонился и удалился.
После его ухода Виктории понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Знал он или нет, что производит на нее самое волнующее
Недовольно качая головой, Виктория пошла бродить по площади. Из-за романтических отношений с Мередитом, которые так резко оборвались, она остро ощущала физическую привлекательность мужского пола. А барон так сильно отличался от любого известного ей мужчины, что она стала вдвойне чувствительна. Но при этом разговор с доктором Циммерманом не вызвал у нее никаких эмоций, а Конрад был намного красивее барона. Может, все дело в чувстве противоречия, так как барон проявлял безразличие к женскому обществу? В любом случае он женат, как и Мередит, поэтому ее раздумья не только глупы, но и опасны.
19
Очень хорошо! (нем.)
Виктория решительно отбросила все мысли о бароне и остановилась у витрины с разнообразными товарами. У нее возникла идея купить подарок Софи, который поднимет ее интерес к учению и позволит Виктории заинтересовать ее. Но у девочки трудный возраст: уже велика для кукол, еще мала для подростковых увлечений, и вряд ли ей понравятся книги, которые были единственно надежным выбором.
Но с краю витрины отыскался один предмет, по мнению Виктории, способный ее привлечь: корзинка для шитья с шелковыми и хлопчатобумажными нитками, метром и ножницами, иглами и булавками, и даже отрезом ткани достаточной длины, чтобы шить кукольные платья. Под руководством Виктории Софи смастерила бы несколько платьев, а накопленный опыт пригодится, когда придет время шить для себя. Именно в таком практическом обучении наряду с академическими дисциплинами и нуждалась Софи.
Хозяйка хорошо говорила по-английски, и Виктория смогла точно объяснить, что ей нужно. Пока женщина упаковывала корзинку, Виктория бродила по магазину, с интересом разглядывая заглавия книг и отметив широкий выбор вещей из кожи. Она решила, что в следующий раз купит тете Лори перчатки и отправит их как сюрприз. Другие покупатели поглядывали на нее с любопытством, и она не сомневалась, что когда выйдет из магазина, то станет предметом живейших пересудов.
Заплатив за покупку, Виктория отправилась на почту, чтобы купить открытку и послать ее домой. Она долго думала над содержанием письма. Нельзя раскрывать крестной свои обстоятельства — кончится тем, что тетя Лори потребует от нее немедленного возвращения в Англию. Что касается Софи, то она решила честно сообщить, что еще не приступала к занятиям, так как ребенок заболел, но добавила, что начало ожидается завтра, — на случай, если тетя Лори подумает, что произошло что-то серьезное. Виктория обошла молчанием Мередита и таинственное отсутствие баронессы и закончила выражением надежды на хорошее самочувствие крестной и заверением, что счастлива на новом месте.
Когда она надписала адрес и заплатила за марки, подошло время встречи, и, опустив открытку, Виктория вернулась к машине. Барон не появлялся, и она стояла, постукивая ногами и надеясь, что он скоро подойдет.
Он пришел десятью минутами позже, когда пальцы ног и рук Виктории стали окончательно неметь. Он приближался к ней, большой и сильный в своей толстой меховой парке, светлые волосы резко контрастировали с темным цветом одежды. В отличие от большинства светловолосых людей, у него было не красное, а смуглое лицо, несомненно, из-за долгих часов на открытом воздухе. Он редко носил головной убор и, казалось, не чувствовал холода, в то время как Виктория положительно окоченела.