Упрямая гувернантка
Шрифт:
— Katze! Schwein! Sie sind geh"assig! Sie… [20]
Слабого знания Викторией немецкого языка тем не менее хватило, чтобы понять — Софи говорит ей очень, неприятные вещи. Но Виктория не изменилась в лице и сумела изобразить легкое недоумение.
— Что случилось, Софи? — спокойно спросила она. — Что-то не так?
Поняв, что Виктория не готова выслушать ее на родном языке, Софи крепко сжала губы и сделала несколько глубоких вдохов. Сжимая кулачки, она воскликнула:
20
Выдра!
— Ненавижу вас! Вы ужасная! Отец вас уволит! — В голосе девочки слышалось гневное рыдание.
Виктория отложила гребень и внимательно разглядывала свое лицо в зеркале, делая вид, что изучает кожу.
— Что стряслось, Софи? — сказала она почти безразлично. — Ты так взволнована! — Она с легкой улыбкой повернулась к девочке. — Ведь это я должна волноваться. Знаешь, что произошло утром? — Виктория подняла темные брови и, хотя Софи продолжала смотреть враждебно, заявила: — В мое отсутствие кто-то перевернул всю мою комнату. Разве это не ужасно? Я хочу сказать: кому это нужно?
Софи не ответила, но крепко стиснула зубы, и Виктория поняла, что до нее дошло.
— Но как видишь, — добавила она, — мне удалось расчистить завалы. Это заняло годы. Собственно, весь день. — Она сцепила пальцы. — Тебя что-то беспокоит?
Софи бросила на нее злобный взгляд.
— Увидите! — с ненавистью процедила она и, больше не говоря ни слова, убежала.
Виктория закрыла за ней дверь и несколько секунд глядела в пространство, оценивая произведенное впечатление. Затем, с характерным пожатием плеч, вернулась к расчесыванию волос. Спускаясь к обеду, она раздумывала, каким будет следующий ход девочки. Ясно только одно: с Софи ни в чем нельзя быть уверенной.
Как обычно, Мария подала обед, и ничто в их с Густавом настроении не указывало, что Софи рассказала, что случилось. Однако после окончания обеда открылась дверь в зал и на кухне появился сам барон в сопровождении Софи. Он искал глазами Викторию.
— Можно с вами поговорить, фройляйн?
Виктория кивнула, отодвинула стул и встала. Она выглядела намного спокойнее, чем чувствовала, так как даже сейчас сомневалась в поддержке барона. Темные брюки и винного цвета куртка, темная рубашка поло, выгодно оттенявшие его серебряные волосы, делали его другим, и Виктория стала задумываться, не слишком ли поспешила с выводом, что человек в его положении согласится с ее способом усмирения дочери. Софи тоже выглядела довольно привлекательно в темно-синем платье с длинными рукавами и круглым воротником. Косички вновь заплетены, лицо чистое и опрятное.
Виктория первой прошла по коридору в зал. Волкодавы лежали в привычных позах, а Фриц нашел возможность подойти и лизнуть ей руку. Барон, прищурясь, наблюдал за этим проявлением любви, и Викторию подмывало рассказать, почему животное так к ней относится. Вместо этого она спрятала руки за спиной и, чувствуя немалую тревогу, сказала:
—
Барон занял позицию перед камином, расставив ноги, и, сунув руки в карманы куртки, начал:
— Софи пожаловалась, что ее спальня умышленно разгромлена.
Виктория почувствовала, как пылают щеки, и разозлилась. Как ответить на обвинение, высказанное в такой форме? «Я была права, ощущая тревогу», — подумала Виктория, падая духом.
— Неужели? — ответила она. — Какое несчастье!
Софи стояла в центре, со злобной радостью переводя взгляд с одного на другого. До нее даже не дошел сарказм Виктории.
— Это все, что вы хотели сказать, мисс Монро? — Глаза барона были загадочны.
Ногти Виктории впились в ладони.
— Что вы от меня хотите, герр барон? — угрюмо осведомилась она.
— Софи указала на вас, — непринужденно ответил он. — Она настаивает, что никто больше не имел возможности или намерения.
Виктория взглянула на Софи. Та положительно наслаждалась ситуацией, и Виктория почувствовала отвращение, что барон выбрал такой способ разрешения вопроса. Его намерения все еще оставались тайной, и ощущение, что он может выставить ее в смешном свете, приводило в ярость.
— Итак, мисс Монро, — повторил барон. — Вас обвинили в недружественном акте. Вам нечего сказать в свою защиту?
Виктория поджала губы.
— Нечего, — резко ответила она.
Софи подпрыгнула:
— Я говорила тебе, папа! Говорила! Это она сделала!
Барон вытащил портсигар, извлек сигару и, намеренно не торопясь, закурил.
— Интересно почему, — медленно проговорил он, глубоко затягиваясь.
Софи, злорадно смотревшая на Викторию, дернула головой и удивленно посмотрела в сторону отца. Барон разглядывал дочь, приподняв брови, и Виктория ощутила внезапно сгустившуюся атмосферу.
Софи перевела взгляд на девушку, в ее глазах было такое озадаченное выражение, что Виктория почти пожалела девочку. Потом снова взглянула на отца. Барон вынул изо рта сигару и сосредоточенно изучал ее тлеющий конец.
— Кажется, — сказал он, — мисс Монро не раскаялась. Может быть, потому, что у нее есть причина молчать? Как ты думаешь, Софи, нам следует спросить, в чем она заключается?
— Я не понимаю, папа. — Софи покачала головой, наморщив лоб.
— Не понимаешь. — Барон нахмурился. — Очень жаль.
— Что ты хочешь сказать, папа? Ты знаешь, фройляйн перевернула мою комнату вверх тормашками! О чем еще говорить? Она меня ненавидит! — Софи злобно взглянула на Викторию. — Она не хочет меня учить, а только, как и другие, бить и унижать…
— Ты меня за дурака принимаешь? — Голос барона звучал бесстрастно. — Мисс Монро находится здесь, чтобы тебя учить, и будет тебя учить, нравится тебе это или нет, будешь ли ты выдумывать новые болезни или нет, попытаешься ли уклониться от занятий или нет. Если понадобится, мисс Монро доложит мне о любых попытках с твоей стороны внести беспорядок в нашу жизнь…