Упрямый хранитель

Рудин Алекс

И полицмейстер многозначительно кивнул, явно довольный своей строгостью и справедливостью. При этом его второй подбородок тяжело колыхнулся.

Я подошел ближе, и высокий начальник соизволил меня заметить.

— Вы еще кто? — резко спросил он.

Не дожидаясь моего ответа, он повернулся к Мише:

— Кто этот человек, господин Кожемяко?

Я едва заметно покачал головой. Миша понял меня правильно.

— Это добровольный помощник, — отрапортовал он. — Помог задержать преступника.

Полицмейстер снова

посмотрел на меня.

— Приятно видеть сознательного гражданина., — величественно сказал он. — Благодарю вас за содействие и выражаю благодарность. Возможно, вам даже вручат медаль, если преступник сознается.

— Благодарю вас, ваше высокопревосходительство, — улыбнулся я, чтобы не подводить Мишу.

— Непременно возьмите показания у этого сознательного гражданина, — напомнил полицмейстер Мише.

— Будет исполнено, ваше высокопревосходительство.

Пострадавшего от рук домового унесли в кабинет целителя. Несчастного карманника дежурный запер в камере участка, а мы с Мишей закрылись в кабинете и, наконец-то, облегченно выдохнули.

— Сегодня он еще добрый, — сказал мне Миша, имея в виду полицмейстера.

— Да, я заметил, — рассмеялся я, — даже не пожалел для меня медали.

— Не слишком-то рассчитывай на медаль, — предупредил меня Миша. — Эти медали положены всем горожанам, которые помогают полиции, но на моей памяти еще никому ее не вручили.

— Вот как? — усмехнулся я. — Что ж, буду и дальше жить без медали. Зато я очень рассчитываю на чашечку крепкого и горячего кофе. Подскажи, где можно ее раздобыть?

— Только в соседнем трактире, — развел руками Миша. — Бытовая магия в полицейском участке запрещена приказом полицмейстера. Пить кофе и принимать пищу на рабочем месте он тоже запретил. Все служащие полиции обязаны обедать в трактире. Кстати, этот трактир держит родственник полицмейстера. Но имей в виду, Саша, что я тебе этого не говорил.

— Ловко придумано, — рассмеялся я. — Что ж, в таком случае прогуляюсь до трактира.

— Да не нужно, — махнул рукой Миша.

Он запер дверь кабинета на ключ. Затем открыл стоящий в углу сейф, достал оттуда небольшую жаровню и поставил ее на стол.

— Будет тебе кофе, — пообещал он.

— Я всегда знал, что служебные инструкции пишутся именно для того, чтобы их нарушать, — рассмеялся я, щелкая пальцами.

В жаровне сразу же вспыхнуло пламя.

Джезвы у Миши не было, зато нашлась большая металлическая кружка. Я взялся сварить нам кофе, а Миша пока спрятал плащи и очки в сейф. Жаровню он тоже убрал в сейф, едва я закончил варить кофе, и я кивком одобрил Мишину предусмотрительность.

— Поучаствуешь в допросе пострадавшего? — спросил меня Миша.

— Разумеется, дружище, — кивнул я, делая первый глоток.

Кофе горчил, к тому же у Миши не нашлось молока. Но все-таки это был кофе — божественный напиток,

возвращающий бодрость и пробуждающий остроту ума.

— Хорошо-то как, — улыбнулся я и сделал второй глоток.

Минут через десять в дверь кабинета постучали, и к нам заглянул целитель.

— Пострадавший пришел в себя и может говорить, — сообщил он.

Затем целитель чутко повел большим носом.

— Кажется, здесь только что варили кофе, — сказал он. — Угостите и меня чашечкой?

— А господин полицмейстер уже уехал? — спросил его Миша.

— Его высокопревосходительство отбыл десять минут назад, — кивнул целитель.

— Тогда, прошу, — пригласил Миша.

Мы угостили целителя кофе.

— Благодарю вас, господа, — кивнул целитель, принимая чашку.

А Миша повернулся ко мне:

— Ну что, Саша, идем поговорим с нашим пострадавшим?

— Он в кабинете менталиста-психолога, — предупредил нас целитель. — Там кушетка мягче.

— А у вас в участке есть менталист-психолог? — удивился я.

— Разумеется, — мрачно кивнул Миша, — его высокое превосходительство, господин полицмейстер, решил, что полицейским совершенно необходима качественная психологическая помощь.

— И этот менталист-психолог тоже родственник полицмейстера? — догадался я.

— Само собой, — подтвердил мою догадку Миша.

* * *

Пострадавший от рук домового лежал на мягкой кушетке в кабинете менталиста-психолога. Его голова была забинтована. Светлые волосы беспорядочными вихрами торчали из-под бинтов. Щеку пострадавшего наискось пересекал уродливый старый шрам. В кабинете он был не один. Здесь же находился Степан Богданович Прудников, который просто светился от счастья.

— Здравствуйте, господа, — радостно приветствовал он нас. — Вы, наверное, еще и сами не знаете, как вам повезло.

— Добрый день, Степан Богданович, — вежливо кивнул я.

Прудников торжествующим жестом указал на кушетку.

— Знаете, кто это? — спросил он нас.

— Обознались вы, ваше благородие! — хриплым голосом перебил его пострадавший. — Плотник я, на шестой линии живу. Кого угодно там спросите, меня все знают.

— Врешь, — ласково сказал ему Прудников.

И повернулся к нам:

— Перед вами, господа, знаменитый Домовой!

— Домовой? — удивленно нахмурился Миша.

— Именно! — закивал Прудников. — Мещанин Кошкин из Вятской губернии. Высококлассный вор-домушник по прозвищу Домовой. Три года назад прославился на всю Столицу. Забирался по ночам в дома, пока хозяева спали, и прямо из спален уносил деньги и драгоценности, которые они оставляли на туалетных столиках.

Прудников весело подмигнул пострадавшему:

— Было дело, домовой?

— Спутали вы меня с кем-то, ваше благородие, — упрямо повторил пострадавший.