Упрямый хранитель

Рудин Алекс

— Конечно, — кивнула Елизавета Федоровна, — это магический накопитель.

— Пустой магический накопитель, — с улыбкой уточнил я. — Именно по этому делу я к вам и пришел. Мне нужно, чтобы вы зарядили эту бутылочку магией времени.

— Конечно, Александр Васильевич, — сразу же согласилась Молчанова.

Она не спрашивала меня, зачем мне накопитель времени, но я все-таки объяснил:

— Я отдам этот накопитель Севе Пожарскому, а он встроит его в какой-то немыслимый артефакт. С этим артефактом он надеется выиграть конкурс мастеров.

Елизавета Федоровна

послушно улыбнулась.

Она взяла бутылочку в руки и закрыла глаза. Почти сразу я почувствовал, как время в мастерской стало вязким. Это продолжалось несколько секунд, а затем все стало, как обычно.

— Готово, — сказала Елизавета Федоровна, отдавая мне бутылочку.

— Благодарю вас, — улыбнулся я, затем аккуратно заткнул бутылочку пробкой и спрятал в карман.

Между делом я снова задернул полку занавеской. Казалось, Елизавете Федоровне стало легче, когда жуткие фигурки скрылись с ее глаз.

— Давайте прогуляемся, — предложил я девушке, — В первый раз вы показали мне не все ваше поместье. Мы не успели побывать на лугу, а ведь там пасется замечательная рыжая корова, и я просто обязан посмотреть на нее поближе.

Елизавета Федоровна с облегчением улыбнулась.

— Я буду счастлива сопровождать вас на прогулке, Александр Васильевич, — стараясь попасть мне в тон, ответила она.

Мы неторопливо шли по лугу.

Скошенная и уже успевшая отрасти трава цеплялась за шнурки моих ботинок. Елизавета Федоровна держала меня под руку. Впереди бежала лохматая собака, принадлежавшая местному сторожу. Собака то и дело останавливалась и оглядывалась на нас, затем громко лаяла, просто так, от избытка чувств.

— Сегодня таинственная история с домовым получила неожиданное продолжение, — сказал я.

— Вам удалось его увидеть? — сразу же спросила Елизавета Фёдоровна.

— И не только увидеть, — улыбнулся я, — нам с Мишей Кожемяко удалось попасть в его магическое пространство и поговорить с домовым.

Глаза Елизаветы Федоровны немедленно вспыхнули любопытством.

— Расскажете? — попросила она.

— С удовольствием, — рассмеялся я.

Затем свистнул собаке, которая гигантскими прыжками гонялась за взлетевшим с луга длинноносым куликом. Собака остановилась, затормозив всеми четырьмя лапами и навострив уши. Кулик насмешливо свистнул и скрылся за деревьями.

— Знаете, это оказался очень угрюмый и нелюдимый домовой, — сказал я.

— А почему? — удивилась Елизавета Федоровна, — домовые ведь всегда живут рядом с людьми, как они могут быть нелюдимыми?

— Все дело в характере владельца дома, — объяснил я. — Дело в том, что этот домовой десять лет прожил рядом с человеком, который скрывался от людей. Этого человека мучили угрызения совести. В молодости он совершил плохой поступок и всю остальную жизнь мучился чувством вины.

— Это ужасно, — побледнев покачала головой Елизавета Федоровна. — Не представляю, как можно несколько лет жить с такой тяжестью на сердце.

— Такое случается, — кивнул я, — а этот человек к тому же сам утяжелил свой груз. Я ведь говорил вам, что господин

Померанцев был скульптором? Его чувство вины требовало выхода, и Померанцев нашел выход в том, что начал изготавливать жуткие гипсовые маски. Он делал копии собственного лица, искаженные страданиями. Этими копиями он увешал все стены в своей мастерской, как будто сам хотел напомнить себе о своих мучениях.

— Какой ужас! — покачала головой Елизавета Федоровна.

— Наверное, Померанцев, точно так же, как и вы, пытался выгнать из себя всё плохое. Но дело в том, что это ему нисколько не помогло. Наоборот, чем больше он думал о плохом, тем больше этой дряни скапливалось в его душе. Я так понимаю, что, в конце концов, именно она его и доконала.

Елизавета Фёдоровна молчала. Я взглянул на неё — девушка шла рядом со мной, низко опустив голову.

— Я не хотел огорчать вас, Елизавета Федоровна. Надеюсь, вы понимаете, зачем я рассказал вам эту историю?

— Да, я понимаю, — кивнула девушка. — Я больше не буду делать эти отвратительные фигурки. Если мне снова станет плохо, я постараюсь вспомнить о чем-нибудь хорошем.

Она едва заметно улыбнулась, и мой магический дар осторожно встрепенулся в груди.

Я удивленно нахмурился. У меня было четкое ощущение, что дар отреагировал именно на улыбку Елизаветы Федоровны.

— Скажите-ка честно, у вас есть еще какой-нибудь способ справляться с плохим настроением? — прямо спросил я.

Молчанова удивленно посмотрела на меня и покраснела.

— Как вы догадались, Александр Васильевич?

— Догадался о чем? — улыбнулся я.

Девушка помолчала, кусая губы, а затем решилась.

— О моих записях, конечно.

— Хотите верьте, хотите нет, но я спросил наугад, — признался я. — Так что это за записи?

— Вы поймали меня, Александр Васильевич, — смущенно улыбнулась Молчанова. — Я должна вам признаться, что записываю все магические истории, которые вы мне рассказываете.

— Это часть вашей работы с магическим даром? — догадался я. — Ну, конечно!

— Да, — кивнула Елизавета Федоровна. — Помните ту историю про Летописца, которую рассказывал нам Набиль? Я никак не могу выбросить ее из головы. Мне все время кажется, что мы с летописцем чем-то похожи.

Я покачал головой.

— Ничего удивительного. У вас родственный магический дар. Значит, вы тоже решили записывать удивительные магические истории и таким образом наладить отношения со своим даром?

— Да, — призналась Елизавета Федоровна. — Хорошо, что вы все понимаете правильно. Только дело в том, что со мной ничего удивительного не происходит, поэтому я записываю то, что рассказываете мне вы. И, честно говоря, немножко фантазирую.

Мой магический дар снова шевельнулся в груди. Было в словах девушки что-то очень важное, что-то такое, на что мне нужно было обратить внимание.

— Это очень интересно, — задумчиво сказал я. — Елизавета Федоровна, вы покажете мне эти записи?

— Конечно, — покраснела девушка. — Я не один раз хотела показать их вам, но не решалась.