Упрямый хранитель
Шрифт:
Наверное, я слегка переборщил с дружелюбием, потому что Черницын встревожился и бросил на меня быстрый взгляд.
Достав из кармана пиджака несколько листов бумаги, он положил их мне на стол.
— Вот черновик моей статьи, — сказал Черницын. — Когда вы сможете его посмотреть?
— С удовольствием почитаю прямо сейчас, — не переставая улыбаться, кивнул я. — А вы пока присаживайтесь, отдохните.
Черницын послушно опустился в кресло, а я взял его записи. Пробежал глазами первые строчки и с трудом удержался от того, чтобы показать свое
С первых же слов я понял, что статья Черницына никуда не годится. Разумеется, она была написана лёгким, бойким и живым языком — сказывался большой опыт репортёра. Но дело в том, что эта статья была обо мне. В ней слишком много говорилось про меня и практически ничего не говорилось о магии.
Зато была подробно изложена вся моя биография, все мои подвиги — как настоящие, так и вымышленные. Статья Черницына до боли напомнила мне рекламу очередной магической штуковины, которая совершенно необходима каждому уважающему себя человеку. Только на этот раз в роли магической штуковины выступал я сам.
Я отчётливо понял, что если эту статью напечатать в газете, то завтра же вокруг моего дома соберется толпа горожан. Я стану для них очередной знаменитостью, и на этом моя спокойная жизнь благополучно закончится.
Да, статья не понравилась мне с первых же слов, но я очень постарался не показать этого. Откинулся на спинку кресла и нарочито медленно читал статью, изредка поглядывая поверх бумажного листа на Черницына.
Репортёр сидел в кресле, заложив ногу за ногу. Сначала он выглядел спокойным, потом начал нервничать, и это становилось всё заметнее и заметнее. Так уж действовала на него моя неторопливость. А я продолжал обстоятельно читать, чуть улыбаясь уголками губ.
К тому времени, как я дочитал последнюю страницу, репортёр окончательно извёлся. Я положил листы на стол и посмотрел на Черницына долгим задумчивым взглядом. Затем послал зов Игнату.
— Игнат, свари, пожалуйста, две чашки кофе и принеси их в кабинет.
— Хорошо, сделаю, Александр Васильевич, — бодро отозвался Игнат.
Черницын вытащил из кармана клетчатый носовой платок и вытер вспотевший лоб. Затем скомкал платок и с тревогой посмотрел на меня.
— Ну, как вам моя статья, Александр Васильевич? — не выдержав, спросил он.
— Интересно, — уклончиво ответил я. — Скажите, господин Черницын, а как часто вы следите за мной? Имейте в виду, если вы соврёте, то я это почувствую.
От моего неожиданного вопроса Черницын заметно растерялся.
— Александр Васильевич, поверьте, это было всего один единственный раз, — быстро заговорил он, наклонившись вперёд. — После того как я получил ваше предупреждение в магазине ритуальных принадлежностей, я сразу же бросил эту затею. Поверьте, я очень серьёзно отнёсся к вашим словам.
Внимательно глядя на репортёра, я понял, что он не врёт. Моё предупреждение и в самом деле порядком испугало Черницына.
— Поймите меня правильно, ваше сиятельство, — тем временем продолжал репортёр, — новости —
— Понимаю вас, господин Черницын, — кивнул я, — но хочу быть уверен, что слежка за мной больше не повторится. Иначе я буду вынужден принять самые жёсткие меры.
— Хорошо, конечно, ваше сиятельство, — торопливо закивал Черницын. — Я всё понял.
— Хотите кофе? — как ни в чём не бывало спросил я.
— Очень хочу, — признался репортёр и поспешно добавил: — Если это вас не затруднит, ваше сиятельство.
— Не затруднит, — добродушно кивнул я.
Тут же в дверь постучали.
— Входи, Игнат, — пригласил я.
Игнат торжественно внёс в кабинет поднос с двумя чашками.
— Кофе, ваше сиятельство, — объявил он.
Когда это было нужно, Игнат умел держаться не хуже главного императорского мажордома.
— Благодарю! — с улыбкой кивнул я.
Черницын удивлённо смотрел на Игната. Его молниеносное появление показалось репортёру волшебством.
— Угощайтесь, — предложил я Черницыну.
Затем сделал глоток кофе и откинулся на спинку стула.
— Теперь, когда мы закрыли вопрос о слежке, поговорим о вашей статье. К сожалению, она никуда не годится.
На лице Черницына появилось искреннее огорчение, впрочем, не слишком глубокое. За свою жизнь он привык к отказам.
— Статья получилась плохая, но в этом нет вашей вины, — добавил я. — Вы действительно слишком мало знаете о моей жизни, а я не могу рассказать вам больше. Поэтому вам пришлось всячески раздувать интерес к моей персоне. В вашей статье, господин Черницын, слишком много меня и слишком мало магии, а мне бы хотелось, чтобы всё было наоборот.
— Я могу переписать статью, — готовно сказал Черницын. — Это не займёт много времени, Александр Васильевич. Я мог бы переписать её прямо здесь, у вас в кабинете, и сразу же показать вам исправленный вариант.
Я покачал головой.
— Не думаю, что вам нужно так утруждаться.
— А что же делать? — расстроился Черницын. — Поймите, Александр Васильевич, эта статья очень важна. Она должна была стать центральной частью большого материала обо всём роде Воронцовых. Если я не напишу о вас, то и вся эта затея не имеет смысла. Проще отказаться и ничего не предпринимать.
— Ваша статья не подходит, — улыбнулся я, — но это не значит, что не будет совсем никакой статьи.
Я пододвинул блокнот с записями Елизаветы Федоровны на край стола.
— В этом блокноте очень любопытный материал, и я предлагаю вам с ним ознакомиться.
Черницын поднялся и недоверчиво взял блокнот, затем снова опустился в кресло и начал читать. Читал он профессионально — взгляд репортёра так и скользил по строчкам рукописного текста. Я с удовольствием наблюдал за выражением его лица и видел, как Черницына всё больше охватывало удивление. Его брови буквально ползли на лоб.