Ураган

Ли-Бо Чжоу

— Почему же теперь-то не повезло? — поинтересовался начальник бригады.

— Да видишь ли, один кулак, по фамилии Ли, когда землю стали делить, очень обеспокоился, что с ним сведут счеты, и порешил выдать свою дочь за бедняка. Думал, наверно, что тогда его не тронут. Совсем они было договорились со старухой Ван. Он уж и свадебные подарки от жениха принял. А потом, как пошли исправлять разные «перегибы», кулаки проведали, что отношение к ним не то, что к помещикам. Ли, конечно, пожалел отдавать дочь бедняку. Когда Ван перед свадьбой принесла будущей невестке шерстяное одеяло, кулак Ли не взял и велел принести ситцевое.

Но так как сукно лучше ситца и дороже, все сразу поняли, что дело тут в том, чтобы поставить старуху Ван в затруднительное положение: ситцевого одеяла у нее нет и достать его она не может. Вот старая Ван теперь и горюет, вот и расстраивается до того, что ей прямо свет не мил…

— Что же, — сказал Сяо Сян Го Цюань-хаю, выходя из ворот, — надо будет помочь. Ты выдай старухе Ван ситцевое одеяло из конфискованного имущества.

Вскоре милиционер принес старухе новое ситцевое одеяло. Она так обрадовалась, что обегала всех соседей не в силах сдержать обуревавшие ее чувства.

— Уж такое мне счастье, уж такая радость!.. — захлебывалась она от волнения. — Вот крестьянский союз действительно родной нам. Надо всем вступать в него! Как он заботится о бедняках!

Наконец, поручив свахе доставить одеяло отцу невесты, старуха кинулась в крестьянский союз искать начальника Сяо.

Сяо Сян в это время беседовал с Ослом Ли. Тот своим хриплым, простуженным голосом возражал:

— Боюсь, начальник… Если самому плести цыновки, это я, конечно, могу, но составить целую артель из таких, как я, да еще командовать ими… боюсь, что не справлюсь! Ничего у меня не выйдет.

— Почему же не выйдет?

— Да как же: и положение у меня, сам знаешь, незавиднее, и кличка совсем неподходящая…

— Начнешь работать, все изменится к лучшему.

И видя, что Осел Ли нерешительно переминается с ноги на ногу и морщит лоб, Сяо Сян спросил:

— Ты, видно, еще что-то хочешь сказать?

— Есть одно дельце, начальник, — оглянувшись по сторонам и понизив голос, заговорил Ли. — Хочу я тебе признаться по-честному. Помещик Тан Загребала отдал мне на сохранение пять узлов. Ты, говорит, бедняк, и тебя никто не тронет. Если выручишь меня теперь, так потом я всегда тебе помогать стану. Ну я, конечно, спрятал… да только послушал вас вчера, и каждое ваше слово глубоко мне в сердце запало. Думал я, думал и решил: ведь все-таки я бедняк и, если не признаюсь по-честному, мне лица нельзя будет показать ни перед коммунистической партией, ни перед народным правительством, ни перед тобой, начальник.

— То, что ты сам признался, это очень хорошо, — дружески похлопал его по плечу Сяо Сян. — Это показывает, что сердцем ты вместе с крестьянским союзом.

— Ведь ты — крестьянин, зачем же тебе помещичьи вещи прятать? — улыбнулся Го Цюань-хай.

— А не спрятал бы я этих вещей, — улыбнулся, в свою очередь, Осел Ли, — как бы вы стали тогда доваривать «недоваренный обед»?

— Правильно сказал. Молодец! — похвалил начальник бригады, которому это выражение очень понравилось. — Ладно, — добавил он, — узлы принесешь, когда захочешь, а вот артель собирай как можно скорее.

— Ну, бабушка, что у тебя? — ласково обратился он к старухе Ван, нетерпеливо ждавшей у двери. — Семья Ли все еще не желает отдавать тебе невестку?

Старуха отрицательно покачала головой и с таинственным видом потянула начальника за полу, вызывая из комнаты.

Когда

Сяо Сян вышел с ней на кухню, она приподнялась на цыпочки и что-то быстро зашептала ему на ухо.

— Мы с ним… дальние родственники… — чуть повысила голос старуха, — а он был японским разведчиком и многим людям бед натворил. Раньше-то моя головушка того не понимала… Теперь скажу тебе: думала я, что про такие дела нельзя рассказывать… Укрывается он уже с прошлого года в деревне уезда Юй-шу…

Начальник бригады метнул тревожный взгляд в окно, не подслушивает ли кто-нибудь со двора, и знаками остановил старуху.

— Пока довольно. Смотри, никому ни слова… — прошептал он, наклонясь к ней. — Потом поговорим.

Старуха ушла. Сяо Сян вернулся в комнату и рассказал обо всем Го Цюань-хаю. Дело касалось крестьян деревни Юаньмаотунь, и преступник должен быть схвачен и доставлен сюда. Начальник бригады, быстро обдумав операцию, предложил:

— Нужно послать двух опытных людей. Поезжай сам и возьми в помощники… — Он остановился. — Чжан Цзин-жуя? Нет, его нельзя, в деревне никого не останется для работы по безопасности. Старик Чу не годится. Глуповат да и с оружием обращаться не умеет. Как по-твоему, кого лучше взять?

Го Цюань-хай задумался:

— Вот разве Бай Юй-шаня. Он в таком деле имеет хороший опыт…

— Это было бы самое лучшее. Но Бай Юй-шань в отпуску и привлечь его можно лишь в том случае, если он сам этого пожелает. Позови-ка его сюда. Поговорим с ним. Откладывать дела никак нельзя.

Вызванный в крестьянский союз Бай Юй-шань охотно согласился помочь. В тот же вечер были заготовлены пропуска, составлено официальное письмо в административный центр другого уезда и отпущены деньги на дорогу. Начальник бригады от себя написал письмо в уездную милицию, прося выдать командированным ордер на арест и, если возможно, приставить к ним сопровождающего.

Глухой ночью Го Цюань-хай и Бай Юй-шань, вооруженные винтовками, сели в сани и помчались в уездный город. Там они должны были сесть в поезд и отправиться в уезд Юйшу Гиринской провинции, где скрывался преступник.

XVIII

После отъезда Го Цюань-хая и Бай Юй-шаня в деревне началось распределение имущества, конфискованного у помещиков. Прежде всего нужно было выяснить нужды каждой семьи и установить очередь на получение вещей.

Круглые сутки в крестьянском союзе толпились люди. В кострах, разложенных на земляном полу, весело потрескивали сосновые дрова, и в комнате стоял горький запах дыма, смешанный с ароматом смолы. Дым костров колыхал огонек лампы, мерцавший под самым потолком.

На каны набивалось столько народу, что порой негде было не только присесть, но даже поставить ногу.

Мужчины и женщины курили трубки, щелкали семечки, оживленно разговаривали между собой и громко смеялись. Больше всех других болтал, по обыкновению, старик Сунь. Это шумное сборище, окутанное дымом, напоминало веселую свадьбу.

Люди, сообщавшие собранию о своем имущественном положении, перед тем как их включали в список на получение помещичьего добра, чувствовали себя героями. Один за другим они поднимались с мест, громко называли свои фамилии и рассказывали автобиографии. Разместившийся за столом президиум терпеливо выслушивал каждого, задавал вопросы и только после этого выносил решение.