Уриель Акоста

Гуцков Карл

(Уходит.)

Де-Сильва

Он бога хочет цифрами измерить.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Уриель, Де-Сильва.

Уриель

(останавливаясь у двери)

Могу ли я, проклятый, подойти К заступнику всех праведных, де-Сильва?

Де-Сильва

Акоста! Долг — священнейшее в нас — Противоречит часто нашей воле. Заверить вас могу, что приговор Над вами выносил я неохотно.

Уриель

Я

знаю все! Мне выход вы нашли, Он был единственным, возможно, — все же Воспользоваться им я не посмел.

Де-Сильва

Все доводы мне светскими казались, Любовь Юдифи наважденьем злым, Но все же был я тронут, что евреем Еще вы ощущаете себя. Сердечно я приветствую, Акоста, Как родственника вас, я очень рад, Что остается в стенах Амстердама Столь острый ум и столь большой талант.

Уриель

Но, где ж возможность к этому, де-Сильва? Мне ангела дарована любовь, Но как мне взять ее, прекрасно зная, Что к обладанью нет законных средств?

Де-Сильва

Я из Совета Трех пришел. Решенье Для вас благоприятно, Уриель. Обряд синагогальный примиренья Не будет магомад обременять Всей тяжестью суровых испытаний: Вы — зять Манассе! Уриель, вас ждут. К местам запретным поспешите, трижды В дверь синагоги постучите вы, Вниманья на толпу не обращая! Вам подождать придется, а затем Слуга проводит вас на испытанье К Акибе — главному раввину. Вот Решение Совета.

Уриель

Пораженный, Я вам внимаю. Послан я сюда Лишь для того, чтоб встретить вас, де-Сильва… О чем вы говорите?

Де-Сильва

Уриель! Об отречении!

Уриель

О чем, де-Сильва?

Де-Сильва

Пусть вы удивлены! Но вам известно, Что только отречение одно Проклятье может снять.

Уриель

Как! Отреченье? Мне чуждо это слово, и его Мои уста с усильем произносят! Кто вам посмел сказать, что я стремлюсь Освободиться от проклятья?

Де-Сильва

Нужно Вам с мыслями собраться, Уриель! За стойкость выдаете сумасбродство? Придется все ж вам выслушать меня: Дать в жены дочь изгнаннику — бесспорно Отречься от еврейства самому. Едва ли безопасно оставаться Вам в Амстердаме, милый Уриель. Вы знать должны, что даже христиане Нас защищают, но — увы — не вас.

Уриель

Все знаю я. Малейшую возможность Ищу, чтоб положенье облегчить. Но, если вы — мыслитель, и однажды Вас горний свет лучами озарял, То как, де-Сильва, вы могли спокойно Мне отреченье это предложить?

Де-Сильва

Раскаянье героя украшает.

Уриель

Нет!

Подвигом лишь кается герой.

Де-Сильва

Не стыдно ведь сознаться в заблужденьи.

Уриель

Коль я заблудший — то перед собой, Перед раввинами я прав!

Де-Сильва

Им нужно Раскаянье не для самих себя.

Уриель

А к господу я сам найду дорогу.

Де-Сильва

Я о хвастовстве вас обвинить готов! Где чести нет, бахвалитесь вы честью, Желаете свой стершийся медяк Швырнуть кичливо на прилавок бога! Ведь для небес раскаянье — ничто, Оно всеобщему порядку служит. Открытым остается для людей В нарушенной гармонии вселенной Лишь пастырское ухо, Уриель. Взгляните на громаду мирозданья. Что вы в сравненьи с ним? Песчинка! Пыль!

Уриель

Сам для себя я целый мир…

Де-Сильва

Конечно, Когда раздуться пыжитесь…

Уриель

Тогда И шар земной для вас лишь нуль кичливый.

Де-Сильва

Свободой мнимою кичитесь вы И разумом кичитесь горделивым. Когда природу изучаю я, Расцвет весны иль вянущую осень, Иль в час ночной я стекла наведу Вновь на кольцо туманное Сатурна, — Ничтожество я наше познаю. Цветет в необходимости свобода, И с космосом мы спаяны навек. А если дух мой был пронизан этим, Оспаривать он никогда не станет Того, что было свято нашим предкам, Что высилось незыблемо в веках. Свой острый разум унижать не стану, Поддавшись слабости, я не скажу: «Что, может статься, это — заблужденье». Тысячелетия живет оно И поколеньям горести смягчает, Им утешенье в смертный час несет! А кто-нибудь был счастлив с верой вашей? На сердце — руку! О самом себе Скажите, Уриель.

Уриель

Ну, что ж, де-Сильва, Быть может справедливо называть. Всевидящим и лучезарным оком Тот жалкий посох, что в теченье трех Тысячелетий вел слепца. Дорогу Он помогает осязать слепцу. Вдруг в темный мир ворвался луч веселый, Слепой прозрел; он видит небеса, — Глядит на солнце, слепнет от сиянья. Все ново для него. Не может он Назвать по имени всё то, что видит. Предметы он ощупывает вновь И спотыкается. Еще ведь зренье Приобрести столь быстро не смогло Тысячелетних навыков той палки, Которой он мирок свой постигал. Так неужели потому, что правда Не даст нам сразу счастья полноту, Что у прозревшего шаги нетверды, Что может он споткнуться и упасть, Он назовет печальным заблужденьем Цветущий солнцем, вновь открытый мир? А радость зренья — прегрешеньем страшным? О, нет! От истины не отрекусь, Хотя бы заболели от сиянья Мои прозревшие глаза.