Урод

Светлова Наталья

Оноре Бальзак «Утраченные иллюзии»

Он все еще с трудом мог передвигаться. Ноги рассыпались, как конфетное драже, при каждом шаге. Казалось, что этот урод, который лучший друг, не упустил ни единого миллиметра на его теле.

Удары лучших друзей самые болезненные, но заживают быстрее всего, ибо желание встать с колен и тем самым отомстить подогревает силу духу. Вот и он тоже встал, пока только на колени, но уже хотя бы стоит.

Туманов еще какое-то время издевался

над ним в том гараже, бросал на пол мясо и разливал воду под его ногами. Присоединялась к нему и Марьяна. Его месть отцу, которой он питался, утолял жажду, благодаря которой существовал, вернулась к нему ударом, раздробившим кости в пыль.

— Молодой человек, с вами все хорошо? — к нему подошла какая-то женщина средних лет. — Вам помочь?

Алекс вздрогнул, готовый к удару или еще чему-то из разряда гадкого и не очень приятного, но это была просто женщина. Петербурженка или приезжая из другого города, но с очень добрым сердцем. Он ощущал себя недавно родившимся котенком, которого отняли от мамы-кошки и в мусорном пакете выкинули на улицу. Только за ним грехов больше, чем за котенком… раз в сто миллионов.

— Все хорошо, спасибо, — неуверенно ответил он, а взгляд против воли задержался на пакете с булочками, что ароматом сочащейся малины щекотали его голодный желудок.

Как бомж пялится на пакет с пирожками. Свежими, будто минуту назад еще томились в печке с румяными щечками… Похоже, ниже опускаться ему уже некуда, и так бьется головой о самое дно.

— Держите, — женщина протянула ему два пирожка. — Простите, что грязными руками…

— Спасибо, — прошептал он и схватил пирожки, чуть ли не истекая слюнями.

— Обратитесь в полицию, может, они вам помогут. Всего вам доброго!

Она ушла, а эти малиновые пирожки навсегда оставили след доброты где-то на одной из миллиардов страниц огромной книги жизни Вселенной.

Алекс откусывал по куску, наслаждаясь малиновым вареньем, и почти плакал. Сидит, как нищий, немытый попрошайка на привокзальной скамейке, и жует чужие пирожки. Он никогда не ел таких пирожков. В элитных ресторанах подают только всякую изысканную выпечку за баснословные суммы.

— Ублюдки, — с набитым ртом бормотал он, сгорая от злости.

Все внутренности выжгла эта стерва — злость. Желудок разболелся, когда он доел свою первую еду за несколько дней. Теперь бы попить… Навряд ли кто-то еще окажется настолько сердобольным, чтобы помогать молодому бомжу посреди улицы. В глазах той женщины он прочитал такое мнение о себе.

Потерпит. Вода сейчас не так важна, как свобода. Алекс с трудом поднялся, покачиваясь и опираясь о скамейку. Не попасться бы ментам на глаза. Эти собаки сразу учуют запах добычи. Мужчина добрел до стоянки такси и постучал в окно первой машины.

— Не подвезете, пожалуйста? Я заплачу на месте, у меня с собой денег нет.

— Ты себя видел, оборванец? Пробухал все деньги, а теперь тебя везти куда-то?

Унижение снова разлилось по всему телу, точно яд. Какой-то водила

поганый с ним так разговаривает. Да весь его годовой заработок — один день его, Алекса, жизни.

— Подвезите, пожалуйста. Я заплачу вам вдвойне.

— Ну и куда тебе надо?

— Прозорово.

Глаза таксиста стали квадратными. Он явно воспринял это как шутку.

— Парень, меня шутки не интересуют. Может, мне тебя еще в Кремль завести? Или у тебя память отшибло, и ты решил, что являешься выходцем из высшего общества?

Алекс ударил по машине ладонью, уже еле сдерживаясь. Заткнуть бы этого болтуна, да руки связаны.

— Везешь или нет? Тройную цену даю.

— Ну садись, блаженный. Пусть тебя тамошняя охрана отметелит хорошенько.

Идиот, а не водила. Думает, что кто-нибудь просто так поперся бы в элитный поселок?! Да после такого визита костей не соберешь. Зачем он ехал к отцу, Алекс и сам не знал. Сейчас он был не в том положении, чтобы думать, не говоря уже о том, чтобы думать связно. Просто попытается попасть на территорию, потом в дом, в кабинет, поищет материалы по тому ДТП… Благо лазейки он знает, не зря же это дом отца.

— Приехали, — водитель с опаской выглянул в окно; он так и видел направленные на него дула автоматов.

Роскошь этого места заставляла слюну вырабатываться в чрезмерных количествах, и мужчина не успевал ее глотать. Ему бы так жить. Хотя бы день побродить по этим окрестностям, словно они его. Посидеть в беседке, окруженной пышной зеленью… Все, что ему светит — бомбить по дорогам дорогой столицы с утра до ночи, расплачиваться за съемный угол, а на остальные деньги покупать немного дешевой еды и отправлять копейки матери в другой город.

— Свобода нам только снится. Ее отнимают у нас еще до рождения, — неожиданно проговорил он.

— Чего? — переспросил Алекс, составлявший план проникновения в дом.

— Говорю, свобода эта — сказка. Кто сказал, что мы можем быть свободны? — воскликнул таксист. — Думаешь, парень, кто-то бы выбрал родиться в нищете и всю жизнь в ней прожить? А родиться без рук или без ног? В семье алкашей и тиранов? Свобода, — фыркнул он. — Дерьмо с рекламных щитов предвыборных кампаний. Мы рождаемся рабами, просто кто-то получает немного больше привилегий. Мне не видать таких красот, даже если я не буду вылазить из-за баранки днями. А люди, которые здесь живут, думаешь, всего своим умом и своими руками добились?!

— Ну, — был застигнут врасплох Алекс, — наверное. У всех есть образование и…

— Или богатый папаша, так же? А у меня нет богатого папаши. Он не просунет меня в любую денежную дырку. К черту, — вздохнул мужчина. — Ты идешь или как? Счетчик капает.

— Да, да.

Слова таксиста крутились по волнам его мысленного радио, пока он шел к воротам. Сейчас эти мордовороты выкинут его отсюда, как мешок с собачьими экскрементами.

— К отцу, — как можно более небрежно сказал Алекс, готовый к драке, хотя все тело до сих пор ломило.