Урод
Шрифт:
Растворимый кофе забулькал смущением, когда ложка вторглась в его брюхо, размешивая в нем сахар. Звонок в дверь дал ему шанс остыть.
— Кто приперся в такую рань, — процедил Алекс, даже не смотря в глазок. — Наталья Владимировна? Но мы же договаривались на половину двенадцатого…
Женщина учтиво кашлянула, и он додумался глянуть на часы. Время молниеносно утекает слизью через решетки сточной канавы нашей жизни, когда остается только сожаление.
— О, черт, — вздохнул мужчина, — почти двенадцать.
— Я даже опоздала.
— Прошу прощения. Проходите на
Хозяйка квартиры прошла в указанном направлении, а Алекс бросился в комнату искать деньги за квартиру. Дурацкий сентябрь. Настал так быстро! Все стало происходить так быстро: полдень наступает на пятки, а он даже не замечает, барахтаясь в своих ночных кошмарах; осень раздает тумаки лету, а он и не замечает повисшей в воздухе тяжести будущих дождей и гроз.
— Александр, у вас все хорошо? — спросила Наталья, пересчитывая деньги. — Выглядите уставшим или больным.
— Да, я болен. Плохо сплю.
— Кошмары снятся?
— Можно и так сказать. Постоянно собаки преследуют во сне. Наверное, прошлое так дает о себе знать, — зачем-то поделился наболевшим; ну хоть с кем-то, а то можно распрощаться с рассудком только так.
Его тело устало плюхнулось на стул. Утро, только что встал, а уже чертовски устал. Так устал, будто тягал полную телегу весь день. А всего-то помогал Вике со сборами, да бегал по банкам.
— Прошлое тут ни при чем, — уверенно сказала женщина, устраивая купюры в апартаментах своего кошелька. — Ученые (когнитивные нейробиологи) считают, что наши сны уходят далеко в доисторическую эпоху, когда человеку приходилось выживать. Скорее всего, эти собаки — саблезубые тигры, с которыми приходилось сражаться вашему очень далекому предку. Не берите в голову.
— Спасибо, — удивленно качнул головой Алекс. — Успокоили.
Дверь за хозяйкой закрылась. Не будет брать в голову. Куда уж его голове справиться еще и с ночными кошмарами. Хватит дневных. Кофе остыл до такой степени, что больше напоминал растворенную в воде землю. Оказавшись на дне раковины, смешиваясь с застрявшими в стоке частицами овощей и других продуктов, кофе сморщился, но принял свою судьбу.
И ему пора принять. Будущее в долгосрочной перспективе пока что не имело четких очертаний и постоянно расплывалось в его голове, стоило только подумать о нем. Цели не были поставлены, а значит, и шаги, которые нужно предпринять для их достижения, не определены. Зато он знает, что ему делать прямо сейчас.
В последнее время он устраивал обход своих прихожан. Мессия собирал свои греховные камни, которые когда-то бросал с удовольствием в других. Пришло время повесить их на свою душу. Римма. Еще одно имя, что кровью высечено на его сердце. Такой боли он, наверное, никогда не чувствовал, а ведь ему казалось, что уж о боли он знает все: может написать собственную многотомную энциклопедию и классифицировать боль, бережно разложить ее по полочкам, затолкать в ящики комода, развешать на плечиках. Однако, только когда Римма потеряла его ребенка, он понял, какую боль приносят когти страданий, что вырывают из души смердящие куски и бросают их стервятникам прямо на землю.
Мысли об Элине также не оставляли его
Маршрутки, ставшие его личным эксклюзивным транспортом, всегда приходили на остановку переполненные.
— Судьба, сучка, — усмехнулся Алекс, вновь заталкивая себя в полную машину.
Ни разу он еще не сидел! Обязательно какая-нибудь бабка ткнет его зонтом или жирный мужик наступит на ногу. Еще часто заходят беременные и закатывают истерики о том, что им никто не уступает место. Хочешь познать жизнь? Десять минут езды в автобусе стоя поведает о ней больше, чем десятилетия — на собственной машине.
Больница, в которой лежала Римма, оказалась местом, куда попасть трудно. Ему пришлось долго общаться с врачом, чтобы позволили просто постоять у ее палаты и поглядеть в окошко.
— Черти что. Она же не в концлагере! — рявкнул Алекс, желая перегрызть трубку телефона, пусть у него и был мобильный. — Почему нельзя с ней поговорить?!
— А как еще бы вы назвали психиатрическое отделение? — поинтересовался врач, и сказав еще раз, что все просмотры только через стенку и в его присутствии, отключился.
Психиатрическое отделение. У него из головы не шли его слова. Да быть такого не может, чтобы Туманов запихнул ее в дурку. Подумаешь, измена. Все изменяют, все предают, у каждого за пазухой имеется персональный перочинный ножик для спины своего ближнего. Это же не повод заточать ее в психушке…
Лужи забирались своими ручищами с водяными волдырями в его ботинки, резиновая подошва которых почти расклеилась. Внутри волдыри лопались, промачивая насквозь носки. Ветер гнал капли дождя прямо в лицо, и они без зазрения совести кусали глаза и оставляли свои холодные поцелуи на щеках. Самая «приятная» погода за весь год.
Медсестра вызвала врача, и тот проводил Алекса на нужный этаж и к нужной палате. Может, он себя просто накрутил всеми этими мыслями о психушке? Как бы там ни было, а идти по этажу психиатрического отделения ему было не себе. Словно оказался в собственной голове. Внутри своей же больной черепной коробки, которая ломилась от складируемых там отходов его жизнедеятельности: злости, ненависти, боли, сожаления.
— Здесь находится девушка, которую вы ищете, — мужчина остановился возле палаты и кивнул.
На кровати сидела Римма, сгорбившись над чем-то, что он не мог разглядеть. Ее темные волосы — водопады спускались по плечам тусклыми потоками, в худенькие плечи — покатые склоны гор равномерно поднимались и опускались.
— Что она делает? — спросил Алекс.
— Вышивает.
Он поморщился. Вышивает? Все это напоминало театр абсурда. Римма, которую он когда-то знал живой и яркой, немного стервозной, но в то же время забитой паскудным характером Туманова, сидела на койке в психушке и вышивала!