Уроки влюбленного лорда

Маркос Мишель

Шона с трудом сдержалась, чтобы не разбить о голову Хартоппа чайник.

— Думаю, было бы разумно добавить процент для поддержания ренты.

— Наконец‑то, — он всплеснул руками, — здравая деловая мысль.

Шона, испытав отвращение, повернулась к Коналлу:

— Выселение фермеров с их земель не вернет вам денег, которые они задолжали. Но если вы сделаете какие‑то вложения в их фермы или дадите денег, чтобы платить рабочим, думаю, фермеры будут счастливы платить ренту с некоторыми процентами. Я знаю людей, которые были бы рады заплатить процент,

если бы могли получить капитал на урожай этого года. Возьмем, к примеру, ферму Ферли… одно из его полей остро нуждается в осушении. На нем ничто не растет. Но у него нет на это денег. Вдова Жана Района имеет отличную землю на своей ферме, но не может позволить себе купить удобрения, чтобы в этом году был хороший урожай. Вложите немного в ее ферму, и в текущем году она принесет утроенную прибыль.

— И снова вы упустили суть, — усмехнулся Хартопп. — Доктор Макьюэн говорит, что нуждается в деньгах, а вы предлагаете ему расходовать больше того, что он имеет.

Коналл поднял палец:

— Минутку. Хартопп, сколько акров занимает ферма госпожи Район?

— Около двухсот сорока, — ответил Хартопп.

— Сколько денег понадобится, чтобы купить удобрения?

Хартопп промокнул салфеткой рот.

— Мне нужно свериться с моими книгами.

Шона начала чертить пальцем на столе воображаемые цифры.

— Четыреста восемьдесят телег навоза по цене один шиллинг одиннадцать пенсов за телегу составят ровно сорок шесть фунтов. И оплата труда трех работников, чтобы разбросать навоз по полю, — два и шесть каждому за четыре дня будет один фунт десять шиллингов… а все вместе — сорок семь фунтов десять шиллингов.

Стюарт, откинувшись на стуле, расхохотался.

— Что смешного? — удивилась Шона, мрачно глядя на Стюарта. — Все точно до пенни!

— Вне всяких сомнений, дорогая мисс Шона, — произнес он, вытирая глаза. — Но выражение на лице Хартоппа было бесценно.

Она обернулась, но Хартопп уже приклеил к губам улыбку.

— Вы отлично считаете, мисс Шона. Поздравляю. Позвольте узнать, откуда у вас такие недюжинные познания в управлении имением?

— Я почти десять лет проработала на ферме Хьюма. И мой отец был землевладельцем.

— Правда? — справился Коналл. — Значит, ты родилась в богатой семье?

— Нет. — Она прикусила губу. — Я не помню, чтобы мы были богатыми.

— Ну‑ну, — хмыкнул Хартопп. — Я что‑то не слышал о бедных землевладельцах.

Шона нахмурилась:

— Бедными мы тоже не были. Но отец вкладывал все, что мог, в имущество своих арендаторов. Он говорил, что его благосостояние зависит от его арендаторов, а их разорение — залог его собственного краха.

— Вот как? — снова усмехнулся Хартопп, дыша сарказмом. — И как это ему помогало?

Взгляд Шоны затуманился. Она вдруг снова стала восьмилетней девочкой, забившейся под раковину в кухне, и увидела, как в сердце ее отца вонзают кинжал.

Хартопп откинулся на стуле.

— Мне бы очень хотелось познакомиться с таким удивительным образчиком хозяина.

Шона вскинула на него взгляд:

— Он умер.

— Хо‑хо!

Как это удобно для вашей вымышленной истории. А имя для него вы тоже придумали?

— Я ничего не придумывала! Мой отец — Джон Макаслан из Рейвенз‑Крейга, и все, что я сказала о нем, — правда! Более того, он никогда не пользовался услугами управляющего, потому что знал, какие они все безграмотные хвастуны.

Она думала, что ее слова заденут Хартоппа, что он бросит салфетку и выскочит из‑за стола, но ничего подобного он не сделал. А вытаращил на нее глаза и уставился так, как будто впервые увидел.

— Вы… отпрыск Джона Макаслана?

— Да, и более благородного человека не было на всем белом свете!

Хартопп замялся.

— Простите меня, мисс Шона. Я не хотел вас обидеть. Я понятия не имел, кем был ваш отец. — Он внимательно посмотрел на нее. — Не окажете ли мне любезность… передать соль?

Шона выпрямилась. Наконец она заставила его поверить, что ее отец был великим человеком. Она взяла со стола серебряную солонку и протянула ему.

Внезапно он обхватил ее кисть. Она попыталась высвободить ее, но он держал крепко.

Губы Хартоппа тронула улыбка.

— У вас есть знак слейтера.

Шона мысленно отругала себя. Надо же было оставить проклятое клеймо открытым. Она снова высвободила руку, но в глазах Хартоппа успели промелькнуть искры злорадства.

— Значит, это правда, — сказал он. — Вы дочь Макаслана.

— В чем дело, Хартопп? — спросил Коналл. — Вам известно, что значит этот знак на ее руке?

Хартопп улыбнулся Коналлу:

— Неужели она вам не сказала? Меня это не удивляет.

Шона покраснела, почувствовав себя униженной.

— Это ничего не значит, — подчеркнула она, отчаянно надеясь, что Коналл заговорит о чем‑нибудь другом.

Хартопп усмехнулся:

— Это первое из произнесенного вами, что целиком и полностью соответствует правде. Отмеченные знаком слейтера и впрямь ничто.

Шона метнула на него сердитый взгляд.

— Что все это значит, Хартопп? Расскажите мне, — настойчиво попросил Коналл.

Хартопп удовлетворенно вздохнул:

— Это закон Северного нагорья, доктор Макьюэн. Тех, кого считают предателями клана, клеймят знаком слейтера. Злодей, мошенник — вот что это значит по‑английски. Впрочем, не думаю, что эти понятия в полной степени раскрывают все то отвращение, которое испытывают добропорядочные шотландцы при встрече с отмеченными этим знаком.

— Почему?

— Потому что все знают, что слейтеру нельзя доверять. Тот, кто предал собственный клан, не будет верен и другому. Таким образом, ни один клан их не признает. Шотландец ни за что не женится на женщине из слейтеров и даже не наймет ее на работу.

Его слова причинили Шоне жгучую боль. Одним простым предложением Хартопп разрушил ее надежду стать ученицей Коналла. Или его женой.

Коналл посмотрел на нее. На его лице отразилось выражение искренней озабоченности.

— У Уиллоу на руке тоже есть этот знак. Почему вас заклеймили, Шона?