Уроки влюбленного лорда
Шрифт:
— Когда это случилось?
— Давно, — сказала Шона, зная, что это неправда. Сколько бы времени ни прошло, те события никогда не померкнут в ее памяти. — Мы были маленькими, около восьми лет. Мама попыталась нас спрятать, когда в дом ворвалась толпа, сломав дверь. Они жаждали крови Томаса и Хэмиша, но родители никогда бы не принесли в жертву своих сыновей. Они пытались прогнать мужчин, но толпа превосходила их числом и силой. Мама и папа… Томас и Хэмиш… и Малькольм. Все были убиты.
Шона закрыла глаза, пытаясь прогнать картину, возникавшую
— Я никогда не забуду лицо человека, который перерезал горло моей матери. Я ненавижу его за то, что убил ее. Я ненавижу его за то, что причинил боль Уиллоу. Но больше всего я ненавижу его за то, что он заставил меня запомнить его.
Представив жестокую сцену, Коналл поморщился. Пять смертей. Вся семья сразу. Одному Богу известно, как это подействовало на восьмилетнюю девочку.
Шона с такой силой сжала гребень каменной изгороди, что побелели костяшки пальцев. Коналл накрыл ее обезображенную руку своей теплой ладонью:
— Мне жаль, Шона.
Шона с удивлением посмотрела на него. Чувствовалось, что он искренне сочувствует ей.
— Кто‑нибудь из вас еще остался? В живых, я имею в виду.
Такого понимания Шона от него не ожидала.
— Наш брат Кэмран. Ему было пять.
— Как думаешь, почему вас троих не тронули?
Она пожала плечами:
— Не проходит и дня, чтобы я не задавала себе тот же вопрос. Но я так и не нашла на него ответа, как ни старалась.
— Где он сейчас?
— Не знаю. Но хочу его разыскать. Поэтому мне нужна свобода. Я должна попытаться найти Кэмрана. Если он еще жив.
Коналл снова вздохнул.
— Это значит, что вам придется сначала разыскать тех людей, которые сделали это с вами, чтобы выяснить у них, что стало с вашим братом.
— Да, именно это я и собираюсь сделать.
Коналл подумал, что со стороны Шоны было бы большой глупостью искать убийц. Если выжившие девочки попадут им в руки, злодеи, вероятно, с ними расправятся, довершив свое кровавое дело. Но Шона обладала здравым рассудком и наверняка просчитала риски. Он не мог не признать, что более отважных женщин еще не встречал. Загнанная в угол, она ни перед чем не остановится.
Однако независимо от ее желания и готовности рисковать, он не мог позволить ей подвергнуть свою жизнь опасности. И пока обладал полномочиями защитить Шону от ее же своевольных намерений.
— Через три года, возможно. А пока у тебя уйма дел. Ты должна сделать это имение прибыльным. И этот долг передо мной превыше всего.
— То есть вы все еще хотите, чтобы я вам помогала? А как же все сказанное мистером Хартоппом?
— С Хартоппом покончено. После того как он однозначно отказался следовать твоему совету, который я посчитал вполне мудрым, я решил, что больше не нуждаюсь в его услугах. Так что, как видишь, у тебя полно работы.
— Я… не знаю, что и сказать.
— Зато я знаю. Это значит, что у меня к тебе еще более высокие требования. Вдобавок к тому, что
Шона уставилась на него, прищурив глаза:
— Значит ли это, что вы берете меня в управляющие?
— Да. Только своему управляющему я плачу не за то, чтобы он стоял тут и таращился на овечек. Так что идем со мной. Я хочу кое‑что показать.
Шона молча последовала за Коналлом к дому. Последний поворот событий не укладывался у нее в голове. Она думала, что ее снова вернут в коровник. Несколько нервных часов, прошедших после завтрака, она вновь чувствовала себя пленницей обстоятельств. Но Коналл оставил ее в своем кругу доверия. Хотя они и не освободились от бремени ученического контракта, Уиллоу по крайней мере могла продолжать ухаживать за хозяйским сыном, что ей очень нравилось, и Шона получила возможность избавить себя от злобных наветов Хартоппа. С чувством облегчения она позволила себе расслабиться.
Следуя за Коналлом, Шона поднималась по лестнице. Пройдя этаж, где располагалась его спальня, они поднялись выше. Когда он открыл дверь одной из комнат, навстречу им хлынул поток яркого света. Стены комнаты были оклеены белыми обоями с мелкими цветочками голубого и желтого цвета. Высокое окно отбрасывало на толстый ковер квадраты света. У облицованной деревом стены стояла колыбель из клена и две односпальные кровати у стены напротив. В середине комнаты на лошадке качался ребенок.
— Где мой солдат?
— Па‑а‑па‑а!
Малыш неловко слез с лошадки и неуклюже подбежал к Коналлу. Тот подхватил ребенка на руки.
— Шона, это мой сын Эрик.
— Эрик, — повторила она, и мальчик ей улыбнулся. — Как мило! Сколько ему лет?
— Через месяц исполнится два года. Давай, Эрик, покажи Шоне своих игрушечных солдатиков.
Коналл поставил мальчика на пол, и Эрик, перебирая ножками, бросился к полке. Уиллоу встала с кушетки, чтобы помочь ему снять с полки коробку, которую он пытался достать.
— Пожалуйста, присядьте, — сказал Коналл, указав на кушетку, и сам сел рядом, приподняв фалды фрака. — Я знаю, — заговорил он, тщательно подбирая слова, — что значит потерять любимого. Мать Эрика умерла вскоре после его появления на свет.
Мальчик принес коробку отцу на колени. Коналл открыл крышку. Запустив внутрь ручонку, Эрик вынул пригоршню деревянных фигурок в раскрашенных в красный цвет мундирах.
— Он не знает, что значит иметь мать. В этом отношении он похож на вас с сестрой. Вы ведь тоже потеряли ее в раннем возрасте. Но я стараюсь дарить ему много любви и внимания, чтобы он не чувствовал нехватки одного из родителей.